Уважаемые читатели! Сегодня представляем вашему вниманию заметки известного карельского писателя и журналиста Константина Гнетнева из цикла «Прописи». Этому циклу много лет, они печатались в различных газетах, журнале «Север», электронных СМИ, теперь дошла очередь и до «Черники», чему мы очень рады.

Декабрьские «прописи» сделаны, когда Константин Васильевич оказался на больничной койке. Но даже здесь журналист остался верен себе и увидел то, что царапает каждого из нас каждый день. Картинки из нашей жизни, написанные образно и объемно, не оставят вас равнодушными. 

«Прописи» условно можно разделить на две основные части. Первая («Крестик», «Портал») — личная, рассказывает о том, что важно и ценно для человека верующего. Вторая («Колхозники и вождь», «Укол «ХИ-ХИ»,  «Главная подлость власти») — о стране и власти, о том, как мы живем. Писатель и журналист Константин Гнетнев чувствует время и человека в нем, с болью говорит о том, что стало со всеми нами.

КОЛХОЗНИКИ И ВОЖДЬ

Смотрел очередную пресс-конференцию президента Путина и вспоминал, что где-то уже видел похожее. Потом догадался: старая кинохроника, Сталин на встрече с колхозниками. Те же умильные благодарности, приглашения приехать, просьбы…

Путин, как всегда, много, охотно говорил, забалтывая даже невинные вопросы, изображал своего парня. Но удивительно другое: я, профессиональный журналист с университетским дипломом советского образца, так и не увидел в зале работающих журналистов. Нет, всё-таки там был один, но только не российский, а с Украины.

ГЛАВНАЯ ПОДЛОСТЬ ВЛАСТИ

Главная подлость нынешней власти, на мой взгляд, даже не в том, что они превратили большую половину населения страны в бедняков и создали клан жирных предателей бояр, которым можно всё. Власть взрастила целое поколение россиян, не уважающих свою работу. Вот это по-настоящему страшно.

Работа не уважает работника и в ответ работник не уважает свою работу.

Университетский доцент, учёный, отдавший жизнь высшей школе, рассказывает, что вынужден трудиться на 0,4 % прежней ставки. Ещё два-три года назад тот же объём работы оплачивался ему из расчёта 1,5-1,8 ставки. Вижу, с каким раздражением возит тряпкой нянечка под моей больничной койкой. Её раздражают мои тапки, стойка капельницы – всё. И я её понимаю, после нас ей бежать в другой корпус и на другой этаж, где у неё ещё сотые доли ставки, потом, может быть, в другую больницу. Ей нужно набрать пусть небольшие, но хотя бы сносные деньги для своих детей.

Так ведь и врачи после многочасовых операций и дежурства в отделении, вымотанные морально и физически, расправив спину на жёстком диване ординаторской, спешат в коммерческие клиники, чтоб подзаработать.

Оглянитесь вокруг и увидите, как строители, дорожники, коммунальщики – все не уважают свою работу. Её уважает только беспредельно расплодившееся и хамское российское чиновничество.

А хозяин, развалившийся в белом кресле, с едва сдерживаемым удовольствием говорит мировым лидерам, как он здорово работает, сохраняя инфляцию на уровне передовых стран, и что безработица у нас, в общем-то, небольшая. Правда, остаётся проблемой повышение производительности труда, но мы, мол, ищем пути решения. Конечно, инфляция небольшая и безработица маленькая. Это же и второкурсник знает: не плати денег людям, заставь их бегать по трём-пяти подработкам, и будет тебе красивая картинка для тех, кто не в курсе. И с повышением производительности труда тоже понятно: нужно заставить нянечку бегать из отделения в отделение ещё быстрее.

Но ведь с работником, который не уважает труд и власть, которого постоянно унижают мизерной оплатой и налоговыми поборами в самых различных формах, никакой возрождающейся страны не построишь. На что же они рассчитывают в конце концов? Высидеть до конца и свалить?

КРЕСТИК

Так сложилось, что к 72 годам физически сильный и практически здоровый мужик, я ухитрился побывать почти во всех хирургических отделениях города. Видно, Многотерпеливый Господь вразумляет и вразумляет меня, а я до сих пор никак не вразумлюсь, ибо, по Писанию, не ведаю, что творю.

Но я о другом. Во всех без исключения операционных больному предлагают снять нательный крест. Требование для православного человека немыслимое, невыполнимое! Крест наша защита, наша надежда и единственное упование. А тут – снять! Через минуту ты получишь наркоз, станешь беспомощен, беспамятен и отойдёшь в неведомое, откуда не все и не всегда возвращаются. И как же тут без креста?!

Я прочёл однажды, что когда человек умирает, ангел приходит за душой, и если он не найдёт креста, не возьмёт и душу. И душа станет маяться здесь, пугая во снах ближних. Может, это и суеверие, но я в него верю.

Православному никак нельзя без нательного креста. Без креста мы как овцы без пастуха. К слову, в обыденной жизни мы опошлили образ пастуха. Ведь его главная задача взять из дома, напитать, защитить, сохранить и в целости вернуть домой, а не размахивать кнутом. Кнут пастуху нужен больше для волков, а не для овец.

В хирургическом отделении республиканской больницы, в пору заведования замечательным хирургом, мастером и моим добрым товарищем Владимиром Шорниковым, на просьбу операционной сестры снять крестик я ответил: «Только с головой». Она без лишних слов забросила цепочку мне нас нос, и этим всё закончилось.

В хирургическом отделении республиканского онкодиспансера, на косяке у двери нашей палаты заметил целую гроздь нательных крестиков.

— Почему они здесь? – спросил у постовой сестры.

— На операцию с крестом нельзя, вот и снимают, — ответила она.

«Почему же они не надели крестики после операции», — хотел спросить я, но не спросил. Вопрос показался мне лишним. А вдруг они в палату не вернулись. Ведь если так легко отказались от Бога, отклонили равнодушной рукой его защиту, и Бог мог отказаться от участия в их судьбах. Сам крест надел, сам снял, сам и живи, если, правда, сумеешь.

А вот недавно в хирургическом отделении Больницы скорой медицинской помощи с крестом вышла целая история. Сёстры отделения раздели, уложили, накрыли простынёй и попросили снять крестик. Я привычно ответил: «Только с головой». В операционной кому-то кричат:

— Больной крестик не снимает.

— Принципиально?

-Принципиально.

И тут началось: и про не положено, и мешает, и про электрический разряд, котором меня точно убьёт. Потом стали вспоминать, мол, вот так приехал один, золотой крестик пропал, а нам потом ищи. Я, как мог, отбивался, мол, и мешать крестик не должен, поскольку он у меня на шее, а резать станут ниже пупа, и не дойдёт ни до каких электрических разрядов, и крестик у меня алюминиевый, по цене самый что ни на есть грошёвый.

Пока шла пикировка, меня привязали, дали наркоз, а дальше всё происходило без меня.

Первое, что услышал в палате ИТАР:

— Девочки, а чья здесь цепочка в конверте?

Наркоз ещё не отошёл, глаза не разлепляются, губы пересохли. Хриплю:

— А крест где?

— Нету никакого креста. Одна цепочка.

— Не нужно мне цепочку, ищите крест.

Бросились искать. Всё перерыли – нету. Вдруг одна из сестёр догадалась:

— Голову ему поднимете. Наверное, там…

Чьи-то ловкие руки подняли мне голову, и точно: крестик оказался ровно под моей шеей. Когда цепочку расстегнули и выдернули, он остался со мной, не выдернулся. И я подумал, раз крестик остался, и я все эти долгие часы наркотического небытия лежал в таком же распятом положении, как и образ Спасителя на нём (прости мне, Господи, хамское сравнение!), значит, Он меня пока не оставил. И, может, я ещё поживу.

ПОРТАЛ

На второй день послеоперационного полузабытья-полу-не знаю, какого существования, когда уже отошёл наркоз, и ещё не приладился, как лежать, как дышать и как переворачиваться, чтобы не было очень больно, вдруг обнаружил, что мне показывают… кино. Где-то в мозгу загорелся небольшой экран, пошли кадры, и спокойный, ровный голос стал рассказывать, что почём.

Я всмотрелся. Кино про историю древнего мореплавания. Вот первые неуклюжие суда, вот как они с годами трансформировались, вот кто составлял первые экипажи. Голос называл страны, имена конструкторов и изобретателей, как они воровали друг у друга идеи, что у них получалось в развитие этих идей, а что не получалось, как бесконечно дрались, закалывая друг друга до смерти. В нужном месте картинка останавливалась и превращалась в видео. Я мог наблюдать, как всё происходило вживую.

Отдельная история, тронувшая меня, – нравы той поры. Бесконечные конфликты, буквально варварская жестокость, жестокость и жестокость. Показывают форму тогдашнего наказания провинившегося в экипаже. Выносят на палубу гроб, укладывают в него живого человека, а в крышку изнутри вделаны лезвия: напротив горла, груди, рук-ног. Много лезвий. И вот крышку буквально вколачивают в гроб, и бедолагу выкидывают за борт. Голос за кадром говорит: когда-нибудь водолазы найдут на дне такой ящик и долго будут думать, что же это такое…

Кино нескончаемое, множество имён, стран, мельчайших деталей и подробностей. Я не видел подобного никогда. Да и не собрать современному человеку такое количество фактов про то, что происходило на планете тысячи лет назад.

На следующую ночь экран засветился снова. На этот раз показали кино про становление древнего театра. И снова я воочию увидел первые постановки, диктор рассказывал, почему герой выглядел именно так, почему говорил и двигался не иначе, по каким принципам строилось развитие пьесы, как оно потом развивалось в той стране и в этой. И снова очень тщательно, очень подробно, именами, о которых мир забыл сотни лет назад.

Очень меня озадачил этот феномен. Кто и с какой целью подключил моё воспалённое болезнью сознание к этому источнику знания? Что это за немыслимый по объёму источник сведений о земной жизни человечества во всей её полноте?

Понимаю, вопросы эти для православного человека риторические. Только Отец наш Небесный Вседержитель, Создатель и Хранитель всякой твари земной, владеет подобным знанием. Только Он. Именно Он решает, кого допустить к ним и зачем.

Одно остаётся непонятным. А зачем мне знать про историю древнего судостроения и мореплавания, а тем более становление древнего театра? Ни тем, ни другим я никогда не интересовался. Что Он имел в виду этим, я не знаю.

И последнее, самое важное во всей этой истории. Теперь я убеждён: когда каждый из нас в назначенное ему время умрёт, ему покажут вот такое кино про его собственную жизнь. Там будет всё – и наши ложные радости, и плутовство, и подлости, и то, что мы так тщательно скрывали не только от других, но и от себя. Мы всё это увидим собственным зрением. А диктор за кадром ровным голосом расскажет нам, кто мы такие на самом деле. И тут-то в полной мере испытаем мы истинное содержание словосочетания, которое часто повторяем не задумываясь, — муки адовы.

УКОЛ «ХИ-ХИ»

Когда вас (не дай Бог!) подготовят к операции и, раздетого до нитки под холодной простынёй, доставят на каталке в предбанник операционной палаты, здесь маленькой иглой сделают лёгонький укол. И вот лежите вы с такими же раздетыми и вам хорошо. Легко думается, мол, ну вот, главное позади; сделают операцию, и здоров, и домой, и ничего-то вас больше не страшит, — за вас думают опытные хирурги. Через пять-семь минут вы утонете в чёрном забытье наркоза, но это не страшит, вы об этом просто не думаете.

Подобные мысли — обманчивое заблуждение. Ваши настоящие страдания ещё не начались. Всё это действие маленького укола. Люди бывалые называют его меж собой укол «хи-хи».

Я смотрел новогоднее обращение президента Путина, на мой взгляд, самое бесцветное за последние годы, и думал, что по своему назначению оно и есть настоящий укол «хи-хи». Всё хорошо, ребята, говорит этот добрый дедушка анастезиолог. Я с вами. Потерпите немного, и мы вместе поднимем нашу страну, как поднимаем уже двадцать лет. Да, она почему-то только опускается, но у вас, я вижу, осталось ещё по простыне.