Нашему журналу исполнилось пять лет. Прекрасный возраст для сказок. В один прекрасный момент, когда мы думали об этой небольшой, но важной для нас дате, судьба свела с фольклористом, кандидатом филологических наук Марией Кундозёровой. Мы поделились с ней своей задумкой: написать легенду о вкусной и полезной ягоде, ведь не зря первый редактор журнала Валерий Поташов выбрал её для названия журнала. Сегодня представляем на ваш суд сказание о чернике на русском и карельском языках.
Жила-была девушка Муарие. Жила она со стариком-отцом и мачехой Сюоятар. Когда-то давно Сюоятар обманом проникла в семью Муарие, заставив ее отца жениться на себе. Она обернула мать девушки черной овечкой, а потом и вовсе приказала убить ее и косточки закопать подальше. Тогда же, позавидовав красоте подрастающей девочки, она наложила на нее заклятье. Затянула ее иссиня-черные прекрасные глаза пеленой, которая спадает лишь ненадолго в полнолуние. С тех пор краски жизни потухли для Муарие, ко всему она была холодна и неприветлива, в людях видела лишь уродства. Как будто слепая стала.
Многие сватались к Муарие, но девушка была равнодушна. Всех женихов извела мачеха Сюоятар невыполнимыми заданиями. Кто погиб, вспахивая змеиное поле, кто в огненной бане сгорел, кто на реке Туонелы сгинул.
Однажды узнал про красивую Муарие и ее проклятье царский сын. Отправился он в края далекие и в лунную ночь нашел девушку на берегу озера. Посмотрел он в ее иссиня-черные глаза и влюбился без памяти. Полюбил Муарие всем сердцем, а она – его. Пообещала она избраннику помочь с выполнением свадебного задания.
Но когда царский сын пришел свататься, Муарие с пеленой на глазах не узнала его. Отправила Сюоятар жениха стадо коров выпасти, а сама превратила коров в медведей и волков. Они-то принца и растерзали. И в тот предсмертный момент, когда он произнес ее имя, пелена с глаз Муарие сошла.
Тут истина-то и открылась. Поняла она, что любимого своего потеряла. Потекли из ее глаз слезы чернее ночи; текут с глаз на щеки, с щеки на грудь, с груди на подол, с подола в мать – сыру землю. Одни-то слезы россыпью расходятся, а другие-то в реки складываются, а те – в моря. Совсем безутешна стала Муарие. Пошла она в амбар на горе, поднялась на сундук с приданым да на шелковом пояске и повесилась.
А слезы те, что черной россыпью катились, превратились в ягоды иссиня-черные. И свойство у тех ягод есть – пелену с глаз снимать. Черникой люди те ягоды называют, а кто предание слышал, так и вовсе – ягодами истины.
Starina mussikkaisešta
Oli ta eli Muarie-tyttö. Eli hiän yheššä vanhan tuattoh ta Šyöjätär-emintimän kera.
Jo ammuin Šyöjätär valehukšella tuli Muarien pereheh, piäsi tytön tuaton akakši.
Šyöjätär muutti Muarien muamon muššakši lampahakši, a šiitä käški tappua lampahan ta luita viijä etähäkši ta hauvata. Šyöjätär kajehti tytön kaunehutta ta tietohuičči hänet. Veti hänen kaunehet šinisenmuššat šilmät kalvolla, kumpani šolahtau vähäsekši aikua, konša on täyši kuutoma. Šiitä alkuan Muariešta tuli viluverini ta epäyštävällini, ihmisissä hiän näki vain rumuutta. Niin kuin ois šokiekši männyn.
Monet kos’s’ottih Muarieta, ka tytär oli välinpitämätöin. Kaikki šulhaset Šyöjätär uhhoti mahottomilla tehtävillä. Ken kuoli kiärmehistä peltuo kyntyäššä, ken palo tulisešša kylyššä, ken Tuonelan jovella kato.
Kerran šai čuarin poika tietyä kaunehešta Muariešta ta jotta hänet on tietohuitu. Läksi hiän etähäisih maih ta kuutoman valošša löysi tytön järvirannalla. Kačahti hänen šinisenmuštih šilmih ta mielty tyttäreh kerraššah. Muarie niisi mielty čuarin poikah ta lupasi auttua häntä Šyöjättären tehtävie täyttämäh.
Vain konša čuarin poika tuli kos’s’omah Muarieta, tytön šilmillä oli kalvo, ta hiän ei tunten poikua. Šyöjätär työnti šulhasen paimentamah lehmie, a iče muutti lehmät konteiksi ta hukiksi. Ne i revitettih šulhasen.
Kuollešša čuarin poika šano Muarien nimen, ta Muarien šilmistä lankesi kalvo.
Šiinä še totuuš pal’l’aštu. Muarie hokšasi, jotta kavotti armahaisen. Ruvettih hänen šilmistäh yönmuššat kyynälet valumah; valutah šilmistä poškilla, poškilta rinnalla, rinnalta helmalla, helmalta mua-emäh. Eryähät kyynälet helmilöinä muah tiputah, a toiset yhytäh jokiloiksi ta ielläh merekši. Oikein tuli Muariešta lepytöin. Mäni hiän miällä aittah, nousi lippahalla ta hirttäyty šulkkuvyöllä.
A ne kyynälet, mit muština helmilöinä muaha lankettih, muututtih šinisenmussiksi marjoiksi. Niillä marjoilla on erikoini ominaisuuš: ne otetah pois kalvon šilmistä. Rahvaš šanotah niitä marjoja mussikkaisekši, a ken on tämän starinan kuullun – totuuven marjoiksi.