В Городе, конечно же, не один он умел играть на флейте. Но он умел делать это так, что Город, укрощенный мелодией, извлекаемой из деревянной трубки с дырочками, ложился у ног музыканта. Город впадал в транс, и его жители делали такие вещи, следуя течению Музыки, о которых и подумать минуту назад не могли. Друзья звали его Бэст. Флейтист Бэст.
На флейте он начал играть классе в четвертом. Просто захотел и стал играть. Но родители Бэста и слышать не хотели о том, чтобы мальчик стал музыкантом.
— Славик, — говорила ему мама (Славиком Бэста нарекли при рождении). – Славик, музыкант – это не профессия. И писатель – тоже не профессия. И актер…Славик, мы желаем тебе добра и поэтому хорошенько задумайся о своем будущем, я тебя прошу. Послушай маму…
Родители старались внушить сыну, что хорошо быть учителем, врачом… Строителем, милиционером, наконец. Что это верный кусок хлеба на все времена и гарантированная пенсия в старости. Они говорили, что надо жить так, чтобы всегда была работа, что надо угождать начальству, иначе начальство может рассердиться и наказать его, как нерадивого работника. Еще родители говорили, что нельзя нарушать установленные правила, что надо вести себя вежливо и тихо, чтобы нравится всем и не злить никого… Они по-своему любили сына и желали ему только хорошего…
А сын играл на своей флейте и его мелодии становились все прекраснее и добрее. Он играл на флейте и не хотел быть ни врачом, ни учителем, ни даже милиционером… И он не терпел, когда в школе его ругали за невнимательность. Молча слушал ворчание учителя математики, которая регулярно ставила ему «двойки» и негодовала, когда замечала, что мальчик отвлекается при объяснении доказательства очередной теоремы. Бэст слушал ее упреки и не мог понять, почему его все же считают невнимательным. Как раз тогда, когда учительница объясняла что-то про синусы и косинусы, он пытался удержать в голове только что родившуюся музыку. Мальчик чутко улавливал у себя в душе переливы звуков, которые и создавали ту мелодию, которую он сыграет в своей комнате сегодня вечером. Это было очень сложно. И поэтому Бэст негодовал – почему же он невнимательный?
Школу он окончил с одними «тройками» и то только потому, что директору очень не хотелось портить статистику, и она очень боялась наказания за выпускника-двоечника.
Впервые он решил показаться с флейтой на публике в выпускной вечер. И едва не сорвал его. Бэст принес флейту в класс, хотел сыграть несколько своих мелодий ребятам. Музыка полилась из дверей наружу и все, кто пришел на церемонию прощания со школой, постепенно потянулись из душного актового зала туда, где слышались тоненькие, бередящие душу звуки. Директор была просто в ярости: она так долго готовила свою проникновенную речь перед выпускниками и их родителями, но эту речь никто не услышал кроме неполного десятка сереньких отличников и членов родительского комитета школы. На нее, надо сказать, музыка Бэста никак не действовала – директор, как и родители парня, считала, что более глупого занятия, чем заниматься музицированием, найти трудно. Женщина была уверена, что такое времяпровождение не помогает молодым людям в жизни.
Бэст был с позором изгнан со школьного вечера, но нисколько не расстроился. Он, и почти весь его класс, пошли на набережную озера, и концерт продолжался. Бэст играл, сидя на гранитном парапете, который лизали тихие озерные волны. Звуки растворялись в белой ночи, но не умирали – уносились куда-то далеко, к другим галактикам. Постепенно рядом с музыкантом и его друзьями собрался народ. И вот в эту ночь он и обрел свое настоящее имя — Бэст… Так назвал его парень из соседней школы, который гулял по набережной со своей девушкой и которого тоже привлекли сменяющие друг друга необычные мелодии. Этот парень любил больше всего на свете баскетбол и веселые компании. Слушая Бэста, он полюбил музыку…
Аттестат с «тройками», не очень лестную характеристику и прочие документы из школы Бэсту прислали домой заказным письмом. Его там не хотели больше видеть. Да и сам юноша не хотел там больше появляться. Родители пытались как-то решить судьбу непутевого сына и пристроили его в университет Города, на самый непопулярный среди студентов сельскохозяйственный факультет. Для того чтобы быть зачисленным туда нужна была самая малость: просто не проспать и прийти на экзамены.
Поступление в университет дало Бэсту право не пойти в армию. Но учиться агрономии он не хотел и целыми днями пропадал у своих новых знакомых – музыкантов. Они собирались то на одной квартире, то на другой и играли друг другу свои мелодии. Постепенно у них сложилась группа, которая стала выступать в подвалах, на школьных сценах и на каких-то невнятных праздниках трудовых коллективов. Для дискотек, советских ресторанов и танцплощадок их музыка мало подходила, да и не хотелось ребятам веселить подвыпивших сверстников и гостей на свадьбах. В кафе их не пускали – не то время было еще – и клубов тогда не было.
За выступления в подвалах и в школах им практически ничего не платили, поэтому, на что жили музыканты – не сложно представить. На хлеб и дешевое вино они зарабатывали, разгружая вагоны, махая метлой в городских дворах или кидая уголь в котельных.
Бэсту в первые полгода пребывания его в списках студентов университета платили стипендию. Но сразу после зимней сессии парня лишили права ее получать – не сдав ни одного экзамена, Бэст прочно вошел в список хронических задолжников.
На первом курсе под Новый год он ушел от родителей и поселился у Дэна – парня, который играл на гитаре как бог и стал лучшим другом Бэста. На маленькой полутемной кухне они часто вдвоем наигрывали мелодии, которые рождались здесь и сейчас. Фантазия одного тут же подхватывалась фантазией другого. И звучала Музыка…
На лестничной площадке, где располагалась квартира Дэна, жили старушка и две пожилые пары. Они любили своих молодых соседей за тихий нрав и ту Музыку, которую парни играли по вечерам. За тонкими стенами все было хорошо слышно. Особенно они любили слушать флейту Бэста. Когда он играл соло, то пенсионер Валерий Степаныч, уже подвыпивший, переставал ругаться на свою жену Анастасию Васильевну и, подняв кверху корявый палец, говорил: «Слышь, мать, во дает этот тощий! Это не музыка, это ангелы поют». И, запихав в карман старых спортивных штанов початую поллитровку, взяв в руки шмат сала и полбуханки хлеба, шел звонить в дверь музыкантам. Он просил Бэста: «Давай вальс, паренек, а?» И флейта выпевала какой-то чудный мотив лишь отдаленно похожий на традиционное «раз-два-три, раз-два-три». И каждый раз этот мотив был другим… Но Валерий Степаныч, дернувший уже с Дэном по пол граненого стакана водки, замирал. Из глаз его выкатывались слезинки. Он вспоминал что-то свое. А за окном творилось чудное. Ночные огни Города начинали под мелодию Бэста танцевать, и этот танец огней подчинялся легкому дыханию музыканта, каждому движению его губ…
Однажды на концерте в пригородном Доме культуры Бэст увидел Софью. Тогда он, конечно же, не знал, что угловатую темноволосую девушку зовут таким старомодным именем. Он узнал об этом позже, когда, после выступления, она дождалась его и сказала: «Ты сможешь сыграть сегодня для меня? Кстати, я – Софья». «А я – Бэст», — ответил он. «Я знаю. Хожу на каждое твое выступление… Извини, я, наверное, очень наглая?»
Софья жила одна в большой старой квартире в центре Города. Ее папа – генерал погиб уже довольно давно выполняя интернациональный долг где-то в дебрях Африки. Мама, дождавшись пока дочь закончит школу, вышла замуж за папиного друга и переехала к нему. Такое положение дел всех устраивало – и маму, и Софью, и друга папы-генерала.
Через несколько дней после знакомства с Софьей, Бэст переехал к ней. Девушка помогла собрать ему вещи в квартире Дэна. Они даже устроили нечто вроде отвальной. Накрыли стол и позвали соседей. Старики принесли какие-то домашние деликатесы – квашеную капусту, соленые огурцы, маринованные грибочки. Дэн сбегал за портвейном в соседний гастроном. Степаныч пришел на праздник с неизменной бутылкой «Московской особой». Отвальная получилась замечательная. Дэн играл на гитаре песни молодости гостей, а те, стараясь, вытягивали «Шумел камыш», «Поедем, красотка, кататься», «Степь да степь кругом»… А потом звучала музыка Бэста. И опять под флейту танцевали городские огни за окном, и тихо плакал сосед-пенсионер…
Софья полюбили Бэста. И он ее тоже. Это была очень легкая и светлая любовь, которая достается только хорошим людям.
В Городе тогда начали открываться первые кооперативные кафе и рестораны, и владельцы наперебой приглашали флейтиста поиграть в их заведениях. Бэст не отказывался. Иногда он играл один, иногда – с Дэном. Платили им хорошо, поэтому у друзей исчезли проблемы с деньгами. Ну еще бы им было не платить – из уст в уста передавалась весть, где сегодня будет играть Бэст и столики там заказывались заранее. Когда он выходил с флейтой на сцену, и на глазах у посетителей рождалась мелодия – обычный ресторанный гам сам собой утихал, и люди слушали Музыку…
Справедливости ради надо сказать, что через час или полтора, когда новоиспеченные богачи все же поднабирались алкоголя, гам вновь усиливался, да и в залах начинала звучать совсем другая музыка. Но к тому времени Бэст уже уходил со сцены. Они с Дэном обычно ужинали где-нибудь в подсобке, брали заработанные деньги и уходили. Дэн – в свою одинокую квартиру, Бэст – к Софье.
Однажды Бэста пригласили поиграть в ночном ресторане, что открылся на центральной площади Города. Туда флейтист пошел без Дэна. Он играл как всегда те мелодии, что родились у него всего за несколько часов до выступления и те, которые он сочинил очень давно и, с тех пор, они жили в его душе и всегда просыпались, стоило ему взять в руки флейту.
Часов в девять вечера в ресторан пришел начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями УВД Города со своим заместителем. В ту пору, в пору зарождения частного предпринимательства, это были очень важные люди и взятки им давали очень большие. Поэтому они могли себе позволить покутить на полную катушку в заведениях, подобных ресторану на центральной площади.
Начальнику ОБЭПа было присвоено очередное звание. Он отмечал получение еще одной звездочки на погоны уже с утра – сначала в отделе, потом с начальством. Завершением вечера должен был стать как раз ужин с заместителем. Тяжело опустившись на стул за заранее заказанным столиком, милиционер обвел зал налитыми кровью глазами, приветственно помахивая рукой знакомым бизнесменам, бандитам и проституткам, сидевшим по соседству. Заместитель уже наливал ему в рюмку «Смирновской» из запотевшей от холода бутылки. Не забыл наполнить и свою. «Ну, за еще одного подполковника в наших рядах», — улыбнулся заместитель и чокнулся с виновником торжества. Под шашлычок водка шла очень хорошо. С каждым глотком взгляд подполковника тяжелел, и появлялось неистребимое желание показать кому-нибудь свою значимость. Жующие и пьющие рядом соседи и так знали кто он и какова его власть, поэтому милиционеру не интересно было куражиться перед ними.
Бэст уже заканчивал выступление, когда подполковник, косолапо ступая, подошел к нему. «Ты, пацан, че-то здесь непонятное пиликаешь… Сыграй-ка для меня с коллегой «Наша служба и опасна и трудна». А мы тебе подпоем, а?» Музыкант удивленно посмотрел на незнакомца: Я не знаю этой песни…» Он не лукавил. Действительно, Бэст никогда не смотрел «Следствие ведут знатоки» и не был знаком с этим неофициальным гимном милиции. Флейтист вообще очень редко смотрел телевизор. Но пьяному начальнику ОБЭП это было не объяснить.
Подполковник тяжело задышал, взял Бэста за шею и притянул его голову к своему лицу. В нос юноше шибанул водочный дух. «Значит, не хочешь уважить стражей правопорядка, щенок? Ладно…» Милиционер увидел, как в его сторону засеменили официант и администратор. Устраивать скандал в этот праздничный для него день не входило в планы подполковника. Он оттолкнул Бэста: «Обидел ты меня, парень…» Потом повернулся, вытер ладонью сальные от шашлыка губы и пошел на место.
В этот вечер ужин Бэсту накрыли в зале. Он быстро поел, подошел к администратору, который выдал ему причитающуюся за выступление сумму, улыбнулся и помахал рукой на прощание симпатичной официантке Любе. И направился к дверям.
У входа в ресторан стояли подполковник и его заместитель. Заместитель старался уговорить своего начальника закончить ужин и разъехаться по домам. «Я сейчас машину вызову и поедем. Надо же вам отдохнуть», — убеждал он подполковника. Тот упрямо и несогласно мотал головой и мычал, показывая куда-то вдаль рукой: «К потаскухам, Василич! Мы с тобой это заслужили…»
Они одновременно обернулись на скрип открывающейся тяжелой двери. «О! Музыкант!» — Подполковник пьяно ухмыльнулся. – «Значит, не уважил ты нас, скотина! Ну, пойдем, поговорим». Он взял Бэста за воротник куртки и поволок на задворки здания, в темноту. Там он ударил флейтиста в лицо со всей силой, что только была в его литом кулаке. Бэст охнул и упал на груду склизкого мусора. Он попытался, было встать, но ботинок милиционера с обитыми коваными, по моде, полосками носками, рассекая воздух, врезался ему в бок. Удары сыпались один за другим. «Не уважаешь, с-с-с-сука, милицию», — сипел начальник ОБЭП, дробя Бэсту кости. Из уголков губ на подбородок подполковника стекала липкая, пахнущая перегаром слюна… Заместителю еле удалось оттащить его от музыканта. «Я уже договорился с девками, машина пришла…Поехали уже, а?» Подполковник нехотя согласился и дал себя увести. Напоследок плюнул на лежащего в грязи Бэста: «Козел… Щенок… Я тебя еще встречу…»
Продолжение следует…
