Рассказ

Его косые струи – тяжелые, длинные и липкие, словно кисель, обрушились с небес как всегда неожиданно: на фоне полного солнечного благополучия. Дождь – он всегда бывает некстати, тем более, если ты одет «не к дождю», а потому нормальные люди от дождя пытаются спрятаться, укрыться, найти сухой закуток в зарослях ливневых струй.

Нас на автобусной станции – тех, кого ливень застал врасплох именно в этом месте и в этот час, — было пятеро. Бабулька с двумя авоськами, в которых уместилась вся ее месячная пенсия, отконвертированная из рублей в продукты, полицейский с лицом бультерьера, слегка поддатый прощелыга неопределенного возраста, я – обычный обыватель из тех, кому за тридцать и ОНА.

Мы не виделись уже около двух лет. И они, эти два года, не были сами по себе чем-то примечательным – мало ли на свете людей, которые не видятся годами – если бы не одно обстоятельство. Серьезное обстоятельство. Настолько серьезное, что я едва не выскочил обратно под ливень, когда, вбежав на станцию, вдруг врезался взглядом в ее серые (испуганные не менее чем мои) глаза. Едва промямлив «привет» и кивнув неуклюже вдруг потяжелевшей головой, я на ватных ногах прошел мимо и встал чуть позади нее, уперев в пол ноги и глаза.

Она на приветствие, конечно, ответила, хотя и с некоторым опозданием. Было видно, что мое появление обескуражило ее не меньше.

Черт, кто же и что же так крутит людьми, кто сталкивает нас лбами именно в тот момент, когда мы к этому не готовы, кто устраивает нам немые сцены, переполненные смыслом и отсутствием всяких слов? И для чего? Разве тогда, два года назад мы не все друг другу сказали?

— Можно, я буду тебе хотя бы писать?

— Нет, не надо. Если рвать, то навсегда. Раз и навсегда.

— Совсем?

— Да, совсем…

— Но, я не знаю, как я буду жить без тебя… Мне будет трудно без тебя… Я, наверное, не смогу без тебя…

— Сможешь. Ты – сильный. Ты очень сильный.

— Но, почему? Мы ведь можем быть просто друзьями…

— Нет, не сможем. Я не смогу. Ты не отпустишь меня. Если я оставлю тебе ниточку, ты совьешь из нее веревку. Ты меня не отпустишь…

— Но ведь я… Я люблю тебя… Я очень люблю тебя.

— Я знаю. И я не могу так жить. Ты меня слишком сильно любишь. Твоя любовь меня разрушает. Твои письма меня рвут на части… Ты… Ты меня погубишь и сам погибнешь.

— Странно. Тебя любят. Тебя любят по-настоящему, а ты боишься этого? Почему? Моя любовь – не разрушает, а созидает. Я люблю и я творю – что же в этом плохого?

— Может быть, и нет ничего плохого… Я знаю: я дура. Я набитая дура потому, что отталкиваю тебя от себя. Я знаю, что сама буду мучаться и еще сто раз пожалею, что так поступила с тобой и с собой, но сейчас я не могу поступить иначе.

— Да-да, я, конечно же, все понимаю. Я – старый идиот, романтик и клоун. Ты, конечно, слишком молода и слишком красива, чтобы связывать себя по рукам и ногам отношениями со мной… Тебе еще просто надо погулять и повеселиться…

— Да, и это тоже. Хотя я точно знаю, что и я тебя люблю. Но… Но, по-другому. Как – сама не понимаю, но, по-другому… Я просто сучка, да, да, сучка, которая не достойна тебя…

— Ой, не надо о том, кто кого достоин. Все это треп. Ты просто не любишь, но боишься признаться в этом самой себе. Боишься перед своим будущим. Ведь потом, по истечение лет так здорово будет кому-то рассказать о нашей большой и светлой любви и печальной разлуке… Ты просто боишься не оставить себе сказки, не так ли?

— С тобой невозможно говорить. Ты все выворачиваешь наизнанку. Перестань, я сказала, что люблю тебя, но люблю иначе, не так как ты, а значит, мы не можем быть вместе: ты будешь требовать от меня ответной любви, похожей на твою, а я не смогу тебе ее дать…

— Странно, ведь я просил только о письмах, хотя бы первое время, когда я смогу привыкнуть к тому, что тебя рядом нет…

— Ты просишь ниточку. А это значит путы…

— Что ж, будет так, как ты скажешь. Хочешь, чтобы я ушел из твоей жизни – я уйду.

Это было всего два года назад. А еще раньше, до этого разговора, была катастрофа – два месяца безумия, света, бьющих ключом чувств, эмоций… Была разлука, были каждодневные письма, переполненные болью и признаниями. Была любовь? Любовь молодого человека к совсем еще юной девчонке. Любовь, обостренная предчувствием близкой и неотвратимой разлуки… Любовь с предчуствием — такое разве бывает?

Потом было другое. Я отвыкал, учился нелюбить, как парализованный человек учится есть с ложки, говорить, писать, ходить… Учился через боль и через страдания, через унижение и самоуничтожение.

Она оказалась права. Я действительно сильный человек. Я пережил это мрачное время без тяжелых для себя потерь. Я не скурвился и не спился, я просто перетерпел, потому что мой жизненный опыт подсказывал: любые болячки вылечиваются временем…

— Ну, как у тебя дела? – она спросила это просто и наивно, будто мы были всего-навсего старыми знакомыми, которые по воле обстоятельств долго не встречались.

— Да, ничего, помаленьку… — ответил я привычно, как всегда глупо отвечал на глупый вопрос о делах, — А ты как? Все учишься?

— Да, учусь. Вот, сейчас на каникулах, работаю…

— Да, я слышал, вроде с детьми?

— Да, по профилю… А ты все пишешь? – в тон мне спросила она.

— Как обычно.

— Ну, не скажи, наслышана…

— Это хорошо, значит интересуешься…

— Чем?

— Я бы сказал – кем. Хотя, в принципе, не важно.

— Да знаешь, не очень-то интересуюсь, просто случайно узнаю…

— Да, брось, я пошутил, — мне показалось, что она обиделась.

— Как семья, дети? – она усмехнулась, и я понял, что вызов ею принят.

— Если мои, то нормально. Ты, слышал, тоже вроде семьей обзавелась, или это так – тренировка?

— Вроде того. А ты злой стал.

— Нет, просто свободный.

— Надо понимать – от меня?

— Нет, от всех и от всего. И от морали тоже.

— Наверное, тебе легко теперь жить?

— Нет. Если честно, то я бы выбрал зависимость от тебя. Но мне не оставили права выбора.

Она немного смутилась. По ее поведению было заметно, что она что-то хочет сказать, объяснить, оправдаться, что ли…

— Понимаешь… Мне ведь тоже было нелегко…

— Понимаю. Честно, понимаю.

— Я до сих пор, как бы сравниваю их… его с тобой.

— Этого я и боялся. Ты просто должна понять, что не все пишут стихи. Некоторые просто дарят цветы и вкладывают в это всю свою душу. Я, например, никогда и никому не дарил цветы. Потому что душу в другое вкладываю.

— И все равно… Ты во мне борозду оставил.

— А ты меня в поле распахала, — пошутил я в тон ей.

— И чего ради мы расходились? — она вдруг весело рассмеялась.

— Пути господни неисповедимы, поступки женщин необъяснимы.

— Знаешь, о многом хотелось бы тебе рассказать… Ты всегда умел хорошо слушать и помогать советом. Больше никто так не умеет.

— И мне хотелось бы. Но мы оба этого боимся, так ведь? Мы боимся снова прилипнуть друг к другу. Все в жизни движется по спирали и все когда-то может повториться…

— Да, я боюсь.

— Но этого не будет никогда.

— Да, не будет. Мы были слишком разные, а теперь вообще…

— Ошибаешься, мы и так были слишком похожи, а теперь – просто одинаковые. Мы противоречим принципу единства противоположностей. Плюс к плюсу не притягивается. И не надо бояться в этом признаться… К тому же знаешь… Не любовь это вовсе была. Ты мне нужна была как вспышка, понимаешь? Чтобы пыль встряхнуть, чтоб стимул появился…

…Дождь заканчивался. Я понимал, что самый верный поступок – это сделать шаг, легко соскочить с крыльца и непринужденной, легкой походкой уйти. Пусть даже под увядающие струи дождя. Уйти, показать свое равнодушие, показать свою нелюбовь и стойкость. А еще – свободность…

Но я остался стоять. Я дождался, пока она сойдет со ступенек и, не оглядываясь, уйдет, освещенная лучами вышедшего из-за тучи солнца. Она – женщина, за женщиной есть безусловное право делать красивые поступки.

Я же выкурю эту чертову сигарету, приду домой и напишу рассказ. В него я включу наш так и не состоявшийся диалог…

Надо же, два года… И даже через два года мы не смогли заговорить. Даже не поздоровались. Чем же все это кончится?

Всего-то короткий летний дождь. И нескольких его капель хватило, чтобы смыть с меня двухлетнюю пыль, самомнение и самосохранение, остроумие и словоохотливость. И всей воды, выпавшей в этот день, было недостаточно, чтобы смыть с памяти то, что случилось два года назад.

И кому это надо: сталкивать нос к носу тех, кто так старательно избегает встречи? И причина-то плевая – всего-то короткий летний дождь… Сколько их будет в жизни? Десять, сто, тысяча? А запомнится только этот.

Предыдущая статьяУмирайте по закону
Следующая статьяНА КРАЮ
Андрей Туоми
Журналист, родился в деревне Вокнаволок Калевальского района. В журналистике начала 90-х гг. Был редактором районных газет «Новости Калевалы» (2008-2012), «Северные Вести» (2000-2002 г.г.). Издал четыре книги: две - повести и рассказы «Только не умирай» (2002 г.), «Слезы Ангела» (2009 г.), два сборника стихов – «Первый виток» (1998 г.) и «Как много в жизни пройдено дорог» (2012 г.).