СНЕЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК

518
Фото: Андрей Туоми

Рассказ

В это утро Айно встала раньше обычного и первым делом выглянула в окно, чтобы посмотреть температуру воздуха. Отметка термометра остановилась на двенадцати градусах ниже ноля – давал о себе знать апрельский утренний морозец. Судя по всему, погода днем будет отменной, как раз для весенней подледной рыбалки. Только Айно подумала об этом, с улицы донесся рев снегохода. По звуку она определила, что он отправлялся вниз по реке. «Мужики торопятся, наверное, далеко собрались», — подумала Айно и поставила чайник на электроплитку.

Сладко поеживаясь и поуютнее укутываясь в плед, вернулась в спальню. Постель манила теплом и уютом, так хотелось плюнуть на все, зарыться с головой в пушистое одеяло, сладко зевнуть и поспать, ощущая каждую минуту блаженного утреннего сна. Но Айно отогнала мысли о сне – надо собираться на рыбалку, сколько уж дочке обещала, да все не было времени выбраться. То по хозяйству дел невпроворот, то врачи отправили ее в райцентр, в родилку — на сохранение, ведь Айно вот уж восемь месяцев, как беременна. Только вернулась из райцентра, муж уехал в командировку, в другой лесопункт, опять хозяйство навалилось. А в этот выходной вроде бы все срасталось в пользу рыбалки: белье постирано, в доме прибрано, овцы да свиньи еще с вечера до отвала накормлены – можно на пару часиков с дочкой на реку сходить, порыбачить.

Ухи свежей хотелось – страсть. Проснется, бывало, Айно среди ночи, хоть караул кричи – рыбы хочется. Прямо наваждение какое-то. Явственно чувствует, как плывет, растекается по дому теплый, густой аромат ушицы, даже тонкий пряный вкус лаврушечки и черного перца в нем угадывается…

«Бр-р-р», — Айно мотнула головой, сбрасывая навязчивую мысль, а то опять раздраконит себя, а рыбу между тем еще поймать надо.

Аська – пятнадцатилетняя дочь Айно, спала без задних ног. Мать сначала слегка потеребила ее за плечо, но та не отозвалась. Погладила по голове – никаких эмоций. В конце концов, пришлось тряхнуть Аську как следует, чтобы вытащить ее из объятий здорового девичьего сна.

— А? А? Что, мам? Уже идем? Я, ага… Встаю, встаю, — Аська снова рухнула на подушку и через мгновение засопела как кофеварка.

— Ася, вставай, иначе никуда не попадем. Сама потом будешь злиться и меня упрекать. Вставай, последний раз тебе говорю.

— Щас, ма, щас… — Аська высвободила из-под одеяла одну ногу и свесила ее на пол.

— Не «щас», а вставай, доченька, клев провороним.

— Уже встала… — вторая Аськина нога со стуком опустилась на пол.

— Вот что значит болтаться допоздна, да еще телевизор смотреть до самой полуночи, — ворчала Айно, отправляясь на кухню.

Аська, конечно, пришла домой уже в восемь вечера, да и телик смотрела чуть-чуть, а потом все писала что-то у себя в комнате, но все равно, нечего расслабляться. Бывало, что и поздновато приходила. Лишний раз не повредит напомнить, в воспитательных, хотя бы, целях. Не столько ей, сколько себе. Уже с кухни, заваривая ароматный чай и нарезая тонкими ломтиками лимон, Айно два раза крикнула: «Аська, ты встаешь?».

За Аську ответил грохот скатившегося с кровати тела. Через мгновение дочка, заспанная, но все равно с вытаращенными глазами, появилась на кухне. Морщась и давясь от смеха одновременно, она захныкала:

— Я с кровати-и-и упала-а-а…

— Господи, на ходу спит! Живо умываться!

Пока Аська фыркала и плескалась под рукомойником, Айно накрыла стол к завтраку. Теперь надо хорошенько подкрепиться и идти на рыбалку, а к обеду, пусть и позднему, даст Бог, можно уже вернуться. «Удочки готовы, ледобур тоже, одежда собрана, так что спешить и давиться не стоит. Успеем», — заключила Айно.

Айно была женщиной рассудительной и спокойной, настоящей карелкой-северянкой. Она ничего не делала с бухты-барахты, ко всему готовилась тщательно и основательно. Жизнь в деревне приучила ее к размеренности, к тому, что к любому, даже самому малому делу, должен быть подход особый…

Уже светало, когда мать с дочкой вышли во двор. Деревня не спала, всюду светились окна, лаяли собаки и мычали коровы; где-то на том краю уже вовсю пилили дрова, а по светлеющему небу изредка мелькали лучи от автомобильных фар. Для деревни любой день – рабочий: и понедельник, и воскресенье – как сегодня.

Аська резво побежала по натоптанной тропинке вперед матери, на спине у нее позвякивал рюкзак с ледобуром и донками. Айно шла налегке, в ее рюкзаке был только термос с чаем, пара бутербродов, да две пары запасных носков – дочь не позволила «тяжелобеременной», как она выражалась, матери нести тяжести. Айно действительно было тяжеловато идти, но это ее не беспокоило, беременность протекала нормально, и хотя врачи гоняли женщину в больницу, Айно чувствовала, что там у нее все в порядке. Слава Богу, второго рожает, какой-никакой опыт имеется. А врачи все больше перестраховываются – мало ли что… Впрочем, они сами советовали ей почаще бывать на свежем воздухе, так что рыбалка – в самый раз будет.

Айно шла вслед за дочерью и размышляла о планах на будущее. В мае рожать, так что в этом году на морошку и чернику ей уже не попасть, да и на бруснику – едва ли. С кем малыша оставить? Его ведь кормить через каждые три часа надо. Интересно, кто будет? Бабки говорят – мальчик, муж тоже мальчика ждет, а ей все равно – хоть мальчик, хоть девочка, лишь бы здоровеньким родился.

Врачи предлагали Айно съездить в город на узи, да она отказалась. К чему это? Так потом даже не интересно, когда знаешь, что мальчик будет или девочка. Вроде, как тайна какая-то исчезает, а тут всегда есть место для другого варианта. Да и не понятно, как все эти ультразвуки да лучи там всякие на ребенке отразятся. Не повредят ли?

А ягод в этом году, наверное, немного будет. Снега, вон, совсем мало за зиму выпало, к апрелю весь почернел и просел, даже в лесу без лыж можно обойтись. Хотя и морозов сильных в эту зиму тоже не было – даже половины сарая дров не сожгли, а все равно старики говорят, что ягод мало будет. Особенно черники. Черника любит хороший снег, чтобы на цвет земля была влажная и сочная. А этот растает к середине мая. Не дай Бог холода на Троицу – вся черника померзнет, потому как рано она в этом году начнет цвет набирать…

К реке вела широкая, утоптанная тропа, а дальше – на льду – она ветвилась на пять узеньких, идущих в разные стороны. Айно с дочерью выбрали ту, что уходила за дальний изгиб реки, на их излюбленное и проверенное место для весенней рыбалки. Там всегда, даже в самую дурную погоду, можно было натаскать из лунки десяток-другой жирных – в полторы ладошки, окуней, а если с клевом повезет, то гораздо больше. Река исправно и щедро кормила обитателей деревни, главное – не ленись закинуть удочку да сеть поставить, а уж река позаботится о том, чтобы рыбак без улова не остался. Конечно, если с мужика толку нет, если он день-деньской с дружками около лавки болтается, да мелочь сшибает на похмелку, то и рыбы у него не будет.

Айно вздохнула с огорчением. Спивается деревня. Мужики без работы сидят, семьи кормить не могут, пьют то ли с горя, что не могут, то ли от радости, что работать не надо. Другие-то крутятся, ищут что-то. Взять хотя бы мужа Айно, Александра, все время мужик при деле. Нет работы – сам искать пойдет, в другой район поедет, ждать не будет, пока пригласят. Нынче ведь другие времена – никто к работяге с поклоном не придет. Иные мужики со скотиной возятся, рыбу ловят, охотятся. У кого болит душа за семью да за детей, те и в самые плохие времена не сопьются, а кто привык, чтобы им сопли кто-то другой подтирал, те так и ждут манны небесной. И пьют, почем зря…

Дочка не мешала матери размышлять. Она тоже думала о своем, о девчоночьем, и эти думы с материнскими не очень-то переплетались.

Два километра до своего места Айно с Аськой преодолели минут за пятьдесят. Пришли, передохнули и взялись за работу.

— Дочь, не будем, наверное, свежих лунок бурить, обойдемся старыми?

— Да, конечно, новые сверлить сейчас плохо – лед-то внизу рыхлый, бур клинить будет, — рассуждала Аська, имевшая уже немалый опыт в такого рода промыслах. Рыбачкой она была страстной, в отличие от своих подружек, которых на реку никакими коврижками не заманишь. Тем более – весной, тем более – на лед.

Аська с энтузиазмом взялась за работу, но лунки только с виду были свежими, их не обновляли уже много дней, и утренние заморозки сделали свое дело: лед был так крепок, что уже после второй сверловки Аська рухнула на лед попой со всего размаху.

— Все… Не могу…. Отдыхать!

— Дай-ка я одну пробурю, — Айно решительно взялась за бур.

— Мама, ты что? Ты в своем уме? Оставь, начинай рыбачить, я просто дыхалку сбила, сейчас отдохну и снова… Оставь, я тебе говорю!

— Ничего, я легонько, я осторожно, — Айно уже начинала сверлить лунку.

Да, лед действительно был крепок. Пока женщина не надавила на бур как следует, он и не думал углубляться, скользя ножами по гладкой, не припорошенной снегом поверхности льда. После трех минут довольно энергичных движений бур круто ушел вниз, и на поверхность льда хлынула вода.

— Ого! Пожалуй, хватит… — Айно с трудом перевела дух. Да, не дело это – беременной бабе лед сверлить, ох не дело!

— Я же тебе говорила – начинай рыбачить, а я еще насверлю, — Аська выхватила у матери ледоруб и что-то еще ворча себе под нос отправилась ближе к берегу: надо попробовать порыбачить в разных местах, чтобы точно знать, где сегодня рыба будет клевать активнее – у берега или поглубже.

Айно отдышалась, и поудобнее устроилась у лунки, присев на одну ногу и подложив под нее рюкзак. Ватные брюки мужа да валенки замерзнуть не дадут, а сидеть на корточках – одно мучение, больно уж живот велик.

Едва женщина закинула удочку, начало клевать. Поклевка была нервная, не решительная. Явно плотва балуется. Потрясет слегка наживку, отойдет, опять потрясет, снова отойдет. Айно стала считать поклевки, как ее дед учил в свое время. Первая… Вторая… Третья – и раз – подсекаем! На льду запрыгала небольшая плотичка. Отдавай, рыбка, глазик! На плотинный глаз окунь хорошо берет. И правда: окунь клюнул, конечно не сразу, но зато, с размаху – окончательно и бесповоротно. Айно вытянула на лед первого жирного окушка. Хорош! Как раз «ушиный стандарт» — полторы ладошки. Тем это место и нравилось Айно с дочерью, что здесь окуни клевали всегда. Никогда они не были особо крупными, но и мелочь попадалась редко. Мужики же колесили на рыбалке по реке вдоль и поперек, забирались в какие-то неведомые дебри, в поисках каких-то чудо-рыб небывалых размеров. Заканчивалось у всех и почти всегда одним и тем же: ловили ту же обычную рыбу, иногда покрупнее, иногда помельче, а чудовища и монстры с плавниками с ласты и жабрами с ведро, с которыми мужики храбро сражались, появлялись в их рассказах неведомо откуда. Впрочем, так же неведомо куда они и пропадали, так как все подобные рыбацкие истории заканчивались одинаково: сорвалась рыбина с крючка и снасть с собой уволокла…

Через час с небольшим Айно натаскала с десяток окуней, несколько мелких плотичек, которые пойдут на уху коту Кире, и трех плотиц покрупнее – как раз на жареху. Аська рыбачила метрах в ста, почти у самого берега, и, судя по всему, у нее тоже клевало неплохо, так как рука ее периодически поднималась вверх и девушка не бегала от лунки к лунке.

— Ась, ну что у тебя там? – крикнула Айно дочери.

— Нормально… — донесся до нее ответ Аськи.

Айно хотела еще что-то крикнуть, но вдруг воздух застрял у нее в горле: ребенок в животе шевельнулся так резво и так ощутимо, что даже сердце замерло.

«Господи, этого мне еще…», — Айно не успела даже додумать до конца, как новый толчок в живот, который был еще большей силы, вновь заставил ее затаить дыхание.

«Ой, мамочки, только не это, только не тут!» Но Айно уже понимала, что это уже началось и, судя по всему, произойдет именно тут. Женщина почувствовала, как что-то теплое начало пропитывать ее брюки. «Все, поздно, воды отходят. До дома я уже не дотяну», — подумала Айно в отчаянии.

— Ася, доченька, беги сюда! – закричала она, стараясь сделать это, не напрягаясь слишком сильно.

Аська махнула рукой и не сдвинулась с места. Господи, она не понимает, в чем дело!

— Дочка, беги скорее сюда! Я рожаю, Ася!

Девушка подскочила, как ужаленная и понеслась к матери.

— Мама, мама, как же это? Что делать, мама, что делать?

— Асенька, доченька, снимай с себя куртку, свитер и ватники. Беги быстрее в деревню, позови людей на помощь, я постараюсь продержаться. Только побыстрее, дочка, я тебя прошу, беги изо всех сил!

Аська мгновенно выпрыгнула из одежды, оставшись налегке – в шапке, тонком свитере и спортивных брюках. Только валенки были в ее туалете явно лишней деталью.

— Мама, потерпи, я быстро, я очень быстро побегу, — Ася металась, хотела еще что-то сказать матери в поддержку, и понимала, что медлить нельзя.

— Беги, милая, беги быстрее, я продержусь…

Аська сорвалась с места и побежала к деревне изо всех сил. Неуклюжие валенки больно били ее по коленным сгибам, цеплялись друг за друга и вообще – мешали бежать. Через пять минут бега, Ася выбилась из сил, ее мотало из стороны в сторону. Два раза девушка упала носом в снег, а в третий, поскользнувшись – на спину, больно отбив локти.

Аська вскочила, в сердцах дрыгнула правой ногой – валенок улетел метров на пять. Туда же отправился и второй.

Бежать в носках было значительно легче и быстрее, только ощущения непривычные – каждая маленькая впадинка во льду ступней ощущается, каждый бугорочек и комочек. Зато – скорость! Аська неслась по тропинке как молодая антилопа, едва успевая притормаживать на поворотах. И кто же додумался так протаптывать тропинку – не напрямую, а с какими-то немыслимыми загибами и поворотами! Не иначе, какой-то пьяный рыбак! Пока идешь, не замечаешь, что тропа кривая, а бежишь – сразу чувствуется…

Айно старалась дышать спокойно и ровно, но все равно она ощутила, что схватки становятся все чаще и чаще – верный признак скорого разрешения. Женщина не могла больше медлить – надо было что-то предпринимать. Айно постелила под себя аськину куртку, не раздумывая разделась, сунула босые ноги в валенки, сняла фуфайку и накрыла ею ноги. Открыв дрожащими руками рюкзак, Айно достала нож и воткнула его в снег около себя, достала запасные носки и тоже приготовила на всякий случай. Новая схватка, еще более сильная и продолжительная, чем предыдущие, перечеркнула всякую надежду на то, что помощь поспеет до родов. Айно внутренне приготовилась к тому, что рожать ей придется тут и только тут. Прислушиваясь к своим ощущениям, она молила только об одном: уловить именно тот момент, когда ребенок начнет движение к свету. И она его не пропустила.

«Ну, вот и началось», — подумала Айно уже почти спокойно, ощущая, что ребенок начал плавное, почти неуловимое движение вниз: «Господи, дай мне силы, помоги, спаси и сохрани»…

Аська вбегала в деревню на полном пределе сил. Перед глазами скакали красные круги с черными мушками, легкие со свистом перекачивали морозный воздух, который не в силах был утолить кислородную жажду. Во рту пересохло, ноги онемели и цеплялись за каждую выбоину. Девушка уже не бежала, а все время падала вперед, успевая каким-то образом переставлять ноги, чтобы не упасть лицом в снег. Даже на крыльце фельдшерско-акушерского пункта Аська не дала себе передышки, она ввалилась в теплое нутро ФАПа и без сил рухнула на колени:

— Тетя Валя… Тетя… Валя… Там мама… Мама рожает…

Тетя Валя удивленно и строго смотрела на девушку поверх очков. Ася застала ее за заполнением амбулаторной карточки. Что за вид, что за спешка, что за пожар: немые вопросы тети Вали повисли в воздухе, когда Аська, наконец, выдохнула:

— Мама на реке рожает. Два километра отсюда!

— Как это – рожает? Как она туда попала? – тетя Валя просто опешила.

— Мы на рыбалку пошли, там все и началось…

— Да вы… Да вы… О чем вы думали?

— Тетя Валя, быстрее! Потом, тетечка Валечка, потом!

Фельдшерица махнула рукой, схватила с вешалки куртку и выскочила во двор. К ней вернулось самообладание, мысли работали четко и быстро. Транспорт! На чем попасть на реку? На снегоходе или «Уазике». Снегоход есть у Пекшуева, а ближайший «Уазик» — у сельсовета. До снегохода ближе. К Пекшуевым!

Тетя Валя успела вовремя. Федор выгонял свой снегоход со двора как раз в тот момент, когда у дома появилась фельдшерица, следом за ней ковыляла в носках Аська. Федор собирался на рыбалку с ночевкой, уже загрузил нарты и выехал на улицу дожидаться товарища по рыбалке Василия, который, как всегда, чуть-чуть задерживался.

Федору не надо было ничего особо объяснять. Что и где – было вполне достаточно, обошлись безо всяких «почему», «когда» и «как». Он молча скинул с саней все рыбацкие пожитки, оставив только два старых овчинных тулупа, и так же молча кивнул женщинам: садитесь мол. Пока тетя Валя заботливо укутывала в тулуп Асю, девушка торопливо рассказывала Федору, куда следует ехать. Он больше не кивал, а по его взгляду можно было догадаться, что теперь все зависит от того, как быстро бабы устроятся на санях, а уж он-то свою – мужицкую – часть дела выполнит как надо.

Снегоход с ревом сорвался с места и взял курс на берег реки.

«Вот те раз!» — подумал Василий, едва успев отскочить в сторону. «Буран» с оглушительным ревом пронесся мимо. Василий молча посмотрел вслед, подошел к сваленному в кучу скарбу Федора, закурил и, сняв с плеч майдан, сел ждать товарища. «Дела какие-то срочные, иначе Федька бы предупредил. Может, случилось что-то. Приедет, подожду. Успеем еще на рыбалку-то», — не спеша, думал Василий, попыхивая сигаретой. Он даже не пытался погадать, что стряслось такого, от чего Федор как вихрь сорвался с места и унесся вдаль вместе с санями. Зачем гадать? Приедет – сам все в подробностях расскажет. Вечера на избушке длинные, там мужики всласть поболтать могут. Ни бабские уши не мешают, ни языки. Да и чекушечку со стола никто не норовит убрать. Расскажет…

До места долетели за считанные минуты, но и они показались Аське вечностью. Она никогда в жизни до того не ездила так быстро, да и на снегоходе впервые каталась. И все равно ей казалось, что можно ехать и быстрее.

Еще издали она увидела одинокую фигурку матери, сидящей на льду. В эти секунды Ася вдруг ощутила небывалый прилив любви и нежности к своей матери, только сейчас она поняла всю глубину своей любви к ней, к мамочке, к самой доброй, самой хорошей, самой-самой светлой в мире…

Айно плакала от счастья. Ее сын, ее кровиночка, копошится у нее под сердцем, хватает маленьким ротиком сосок груди, попискивает, судорожно передвигая ножками и ручками. Он жив, он здоров, он родился! Прямо на весеннем льду реки, вопреки всему он появился на свет! Мужичок, еще один маленький мужичок! Восторгу матери не было предела. Она была счастлива, более того, она физически ощущала свое счастье.

Снегоход остановился метрах в трех от Айно. Тетя Валя бросилась к Айно, Аська тоже устремилась к ней:

— Мама, мамочка, как ты?

— Все хорошо, доча, все хорошо! У тебя родился братик!

— Как – уже? Ася и тетя Валя переглянулись.

Айно засмеялась чистым, звонким смехом:

— Уже, уже! Он уже сосет грудь! – Айно продемонстрировала, что ребенок зарыт у нее под одеждой – на груди, там, где тепло материнской груди, где не страшен малышу самый жуткий мороз и ветер. Тетя Валя заохала и закудахтала, как наседка, Ася почти без чувств опустилась на колени и обняла мать. «Мамочка…» — только и смогла она сказать. Слезы пережитого, слезы отчаяния, радости и счастья, смешавшись в одну реку, прорвали плотину и вырвались на свободу. «Мамочка…»

***

На деревне долго судачили по поводу удачных родов на льду реки. Старики припоминали, что на их роду последние экстраординарные роды были в охотничьей избушке, но такого, чтобы на льду… Нет, такого они не припомнят.

Айно и Ася стали главными героями всех деревенских новостей еще на месяц вперед. Даже недели через три после события все разговоры в сельском магазине начинались не иначе, как с разговора о здоровье Айно и малыша. Бабульки дружно сошлись во мнении, что, не иначе, сам Господь следил за этими родами, коль так удачно все случилось. И раз уж это там случилось, значит, такова и задумка у Него на сей счет была…

Приезжал корреспондент из районного центра, а через неделю в местной газете появилась статья о родах на льду. Правда, как всегда, корреспондент немного запутался, но это уже было не столь важно. Важно, что деревня прославилась, а случай нашел свое отражение в летописи района.

Кто-то из местных остряков придумал даже анекдот по поводу того, что снежные люди все-таки существуют. По крайней мере, один из них живет в деревне. И ничего – здоровый, веселый, крепкий парнишка. Только тем от других и отличается, что не болеет вовсе – с самого рождения.