Продолжение. (начало тут и тут)
***
Еще задолго до подхода к хутору Пааво издали узнал знакомую фигуру Эльзы. Она во всю махала граблями на покосе. Вокруг никого не было видно и солдат поспешил к девушке, громыхая сердцем, как хорошим полковым барабаном.
В какой-то момент Эльза остановилась, обернулась, видимо что-то почувствовав, бросила грабли и со всех ног понеслась на встречу к Пааво. Ее длинные, конопляного цвета волосы развевались в разные стороны, то и дело ловили солнечные зайчики и отправляли их навстречу Пааво, который тоже бежал к девушке.
— Эльза, Эльза, моя… — повторял на бегу солдат сначала шепотом, а потом, все громче и громче вслух.
— Пааво, Пааво, ты приехал… — на бегу шептала девушка. Ее душа ликовала, она бежала так быстро, что ее ноги почти не касались земли…
Они встретились, вдруг остановились на мгновение и буквально вцепились друг в друга с такой силой, будто для каждого из них это было последнее спасение в жизни.
Они долго обнимались, смеялись, плакали и целовались, снова обнимались так, что потрескивали суставы, и опять от души и до слез хохотали.
В это время со стороны хутора послышался чей-то зычный голос.
— Ой, это отец! Тебе надо спрятаться, он везде ездит со своей винтовкой! Уходи быстро! Приходи после полуночи, я оставлю окошко открытым, ты его сразу увидишь! Уходи, Пааво, он сейчас появится!
Пааво подхватил упавшие на землю автомат и кепи и, пригнувшись, метнулся за ближайший можжевеловый куст. К счастью, их на поле было предостаточно. Эльза спокойно пошла к своему сену, не спеша собирая букетик цветов. За этим занятием ее и застал отец, вынырнувший на своей повозке из лесочка между покосом и хутором.
Пааво видел, как повозка остановилась, отец с дочерью перекинулись несколькими словами, и Эльза уселась рядом с родителем. Повозка развернулась и направилась в сторону хутора. Прежде чем она скрылась за леском, Пааво увидел, что Эльза оглянулась и, поправляя волосы, украдкой махнула ему рукой…
***
Июльская ночь, хоть она и кажется на севере необычайно светлой, прекрасно маскирует тех, кто хочет пробраться куда-то незамеченным. Пааво, лежа у внешней изгороди хутора, внимательно изучал двор. Подобраться к заманчиво приоткрытому окошку Эльзы было проще простого: надо всего лишь обойти хутор слева, перебраться через забор, пройти незамеченным мимо хозяйственных построек и, быстрой перебежкой преодолев открытое пространство, проскочить к стене дома.
Старый пес, будка которого располагалась в правой части двора, не подавал признаков жизни. Он дрых мертвецким сном, вывалив из конуры пушистый хвост, уже целый час — с тех пор, когда отец Эльзы накормил его, видимо, очень сытным ужином.
Война научила Пааво быть осторожным и оставаться незамеченным в куда более суровых условиях, поэтому его план продвижения к окну Эльзы сработал просто блестяще. Он не задел ни одной лишней травинки, не издал ни одного неосторожного звука или шороха и прокрался к дому, как заправский диверсант.
Одним пальцем Пааво едва слышно побарабанил по стеклу. Эльза как-будто ждала его прямо у окна — вторая створка тихо отворилась, и в проеме появилось улыбающееся лицо девушки, обрамленное распущенными волосами конопляного цвета. Она приложила палец к губам и протянула Пааво руку.
Пааво, стараясь не греметь, передал девушке свой автомат и легко пробрался в помещение. Через секунду Эльза была в его объятьях. Сквозь тонкую материю длиннополой ночной рубашки Пааво чувствовал упругие изгибы ее горячего тела. Девушка начала лихорадочно стаскивать с Пааво одежду, не отпуская объятий они двигались в сторону кровати и чуть не упали, когда солдат запутался в собственных штанах.
А потом мир вдруг перевернулся и сжался до состояния теплой постели Эльзы. Он кружился и качался, то летел с огромной скоростью вверх, то падал в пропасть. Он был до самых краев заполнен страстью, нежностью, обжигающими поцелуями и прикосновениями. Пааво и Эльза больше не были двумя людьми, они ощущали себя чем-то одним целым — замысловатым клубком чувств, тел, объятий и поцелуев, летящих среди звезд бесконечной вселенской любви…
***
Первый, чуть-чуть еще хрипловатый после ночи крик петуха ослабил сон Пааво, но не настолько, чтобы вернуть его в реальность. Солдат еще не проснулся, хотя в его голове уже лениво начали колыхаться какие-то мысли и ассоциации, связанные с криком птицы. Зато после второго, куда более звонкого и задиристого «ку-ка-ре-ку» глаза Пааво открылись, он резко сел на кровати и через секунду вернулся в реальность.
Утреннее солнце заливало комнату Эльзы, играло зайчиками на гладких бревенчатых стенах с картинками в рамках и перебирало узоры кружевных салфеток на комоде. Теплый и легкий утренний ветерок слегка поскрипывал так и оставшимися приоткрытыми рамами окон и качал занавеску.
Пааво бесшумно выскользнул из-под одеяла и быстро оделся. Эльза сладко спала, разметав по подушке волосы. Пааво с трудом преодолел желание снова юркнуть к девушке под теплое одеяло и прижаться к ее горячему телу, он только осторожно поцеловал Эльзу в полуоткрытые губы. Девушка что-то пролепетала спросонья и, причмокнув, повернулась на бок. Пааво аккуратно поправил одеяло и подошел к окну.
Двор уже не спал. В курятнике кудахтали куры, на дальней стороне двора изредка гремел своей цепью старый пес. Выглянув из окошка и убедившись в безопасности пути отхода, Пааво взял оружие и выскользнул в окно. Аккуратно прикрыв за собой створки рам и собравшись с духом, солдат бесшумно метнулся к постройкам у ограды хутора тем же путем, каким пробирался накануне.
Едва он завернул за угол сарая и взялся рукой за изгородь, что-то ткнулось ему между лопаток и он услышал ломанную русскую речь:
— Руки вверх. Оружие на землю. Стреляю без предупреждения.
Смысл этих слов Пааво был хорошо известен. На фронте эти фразы они выучили назубок на случай прямого столкновения с русскими солдатами, а потому Пааво осторожно, стараясь не делать резких движений, медленно поднял левую руку вверх, снял с плеча автомат и, положив его на землю, поднял вверх вторую руку.
Снова толчок между лопаток и снова команда по-русски:
— Три шага вперед. Стой!
Пааво подчинился. Он услышал, как человек за его спиной подобрал автомат с земли.
— Я — финский солдат… — начал было говорить Пааво, но новый толчок в позвоночник оборвал его на полуслове.
— Заткнись, русский диверсант, — ответил за спиной голос уже по-фински и грязно выругался.
Только тут Пааво понял всю нелепость своего положения. Его приняли за русского диверсанта, которые нет-нет, да появлялись то тут, то там и причиняли местному населению много хлопот, бед и неприятностей.
— У меня есть документы… — хотел было возразить солдат, но снова услышал в ответ «Заткнись!» и был поощрен новой порцией грязных деревенских ругательств.
Человек вытолкал Пааво из-за сараев во двор. В одно мгновение Пааво принял решение бежать и, не успев даже осознать его, со всех ног бросился через двор к изгороди. Сзади грохнул выстрел и Пааво почувствовал резкий удар в правое ухо, от которого в голове сразу зашумело и зазвенело, но он по-прежнему летел к изгороди, понимая, что каждый шаг увеличивает его шансы на спасение: ведь стрелку за спиной надо потратить, как минимум, четыре секунды, чтобы тремя движениями передернуть затвор винтовки, приложиться, прицелиться и снова выстрелить. А если повезет — то на это уйдут и все шесть…
Однако молниеносный план Пааво был внезапно нарушен невесть откуда взявшимся псом, который только недавно гремел цепью у своей будки. Теперь он необыкновенно резво для своих лет бежал наперерез солдату прямо от изгороди.
Солдат сделал резкий маневр в сторону отворенной двери то ли амбара, то ли сеновала как раз в тот момент, когда за спиной грянул новый выстрел и прожужжавшая где-то справа пуля выбила щепу из стены сарая.
Пааво захлопнул за собой дверь и в ту же секунду в нее ударились лапы собаки. Пес яростно лаял, насколько это позволял хриплый старческий голос и настойчиво царапал дверь сеновала. Пааво судорожно огляделся, свалил стоявший рядом чурбан и подпер им дверь. На четвереньках он пополз вглубь сеновала и не ошибся в своем выборе способа передвижения — раздался третий выстрел и пуля, пробив навылет дверь и заднюю стенку сеновала, улетела куда-то в поля.
Пааво лихорадочно соображал, что ему предпринять дальше. Простреленное ухо отчаянно кровило. Кровь, пропитывая ворот кителя, просачивалась все ниже. Солдат понимал, что больше отец Эльзы не промажет. А в том, что это был он, Пааво ни сколько не сомневался. И простреленное ухо говорило о том, что шутить он совсем не расположен — пристрелит солдата как поросенка в этом сеновале — и поминай, как звали. Потом уже будет разбираться — кто, что, почему и зачем. А ему, Пааво, будет уже все равно — он будет мертвый и холодный.
Солдат огляделся. Сеновал хоть и был сколочен таким образом, что между досками были оставлены небольшие щели для вентиляции, но второго выхода из него не было. Это была настоящая ловушка для «диверсанта».
В это время на дворе возник новый шум — к мужским ругательствам и собачьему лаю добавились женские голоса. Так как все кричали одновременно, до Пааво долетали только отдельные слова. Его очень обнадежило, что вперемежку с уже знакомыми словами «рюсся» и «диверсант», звучали другие — «мой жених», «мой парень», «финский солдат». Пааво подполз к двери, чтобы посмотреть, что происходит снаружи, но резко прозвучавшая автоматная очередь отбросила его на пол сеновала.
Все смолкло. Даже куры перестали кудахтать в своем курятнике. Петух и вовсе не подавал признаков жизни с момента начала стрельбы. Пааво сел, и к своему удивлению не обнаружил ни в двери сарая, ни на себе новых отверстий от пуль. Он метнулся к щели и его взору предстала странная картина: посреди двора стояла Эльза в ночной рубахе. В ее руках был автомат Пааво, ствол которого был направлен в живот отцу Эльзы, который был от девушки метрах в трех. Отец держал винтовку в правой руке, а левая его рука рассеянно поглаживала голову матери Эльзы, которая стояла перед мужем на четвереньках, крепко обхватив его ноги.
Пааво отбросил чурбан от двери, распахнул дверь и вышел во двор.
— Э-э-э… Хватит уже стрелять. В автомате патронов еще много — хватит, чтобы всех нас поубивать не один раз… Давайте-ка лучше поговорим! — Пааво медленно шел в сторону немой сцены, возникшей посреди двора. Следом за ним, что-то ворча себе под нос, уныло плелся старый пес, испуганный стрельбой не меньше других.
Пааво подошел к Эльзе, аккуратно взял автомат из ее рук, поставил его на предохранитель, закинул на плечо и обернулся к отцу девушки:
— Давайте-ка лучше поговорим.
Отец поводил желваками, молча поставил винтовку на предохранитель и, глядя в глаза Пааво, взял оружие на ремень.
— Все в дом, — сказал он коротко, решительно избавился от объятий жены и первым поднялся на крыльцо. Мать Эльзы последовала за ним. Девушка взяла Пааво за руку и они тоже поднялись на крыльцо дома.
Пааво, как того требовали правила приличия, повесил автомат на гвоздь в сенях, зашел в дом и сел за стол рядом с Эльзой. Напротив них сидела перепуганная мать девушки. Где-то сбоку громко тикали ходики. Пааво зачем-то отметил про себя, что его сердце стучит гораздо чаще и громче, чем эти ходики.
Откуда-то из-за боковой двери появился отец Эльзы. Он молча протянул Пааво кусок белой материи, показав кивком головы на кровоточащее ухо. Солдат взял полотенце и приложил его к ране.
Отец не спеша открыл буфет, вытащил из него четыре граненных стаканчика и графин с водкой. В полной тишине, под мерное тиканье ходиков он разлил водку по стаканам, взял один из них, залпом выпил и не поморщившись, наконец, изрек:
— Хорошо. Теперь давай поговорим…
Окончание следует
