Глава республики Александр Худилайнен дал интервью «Ленте.ру», в котором весьма своеобразно высказался о собственном понимании выборов и политики:
– Нужно доверять не случаю, когда в силу тех или иных причин избирается человек, далекий от знания проблем и от умения их решать, а [нужно избирать] квалифицированного человека, который завоевал тот или иной авторитет.
– Я про волю случаю не очень поняла применительно к выборам, потому что все-таки выборы у нас открытые, легитимные проходят. Все избирательные процедуры гласные в стране. Тут не воля случая, тут избиратели решают.
– Ну, решают избиратели. Просто, мы же понимаем, что иногда и … иногда и … иные факторы влияют на эти выборы наших жителей, наших граждан. Ну, вот … сегодня, на мой взгляд, гораздо надежнее избрать людей понятных, которые защищают программы, которые сегодня зарекомендовали себя на этой территории, которых люди знают.
– … ФоРГО составляет рейтинг эффективности губернаторов. И Вы там хронически находитесь на последних местах, а вот после февральских событий так, прямо скажем, на последнем. Каково знать, что Вы – самый неэффективный губернатор в России, считающийся экспертами? И как при этом продолжать спокойно работать?
— Ну, это же политика.
Приведенный фрагмент диалога свидетельствует о запредельно примитивном понимании современных политических процессов, о недопустимой для руководителя региона артикуляции мнения о роли и принципах функционирования общефедерального экспертного сообщества. Интервьюер представляется куда более критически мыслящим, чем губернатор, который, вероятно, совершенно не понимает и даже не желает предположить, что в процессе выборов граждане выражают свою волю и делегируют властные полномочия избранным представителям, а квалифицированные эксперты обладают специальными знаниями и навыками, нацеленными на проведение оценки политической реальности и целесообразности осуществляемых политических программ, на прогнозирование развития событий и просчитывания их последствий.
Однако стоит обратить внимание и на то, что губернаторским окружением подобные интервью оцениваются не как медийный провал первого лица республики, а в качестве своеобразного успеха – «засветился на федеральном ресурсе». Во многом это предопределяется тем уровнем медиа-продукции, в котором непосредственно присутствует политологическое знание. Прежде всего, важно констатировать, что серьезных теле- и радиопередач, текстов производится совсем немного. И, конечно, очень мало просветительских программ, непосредственно посвященных профессиональной экспертизе политических процессов.
В сетке вещания, например, федеральных каналов практически отсутствуют передачи не в формате телешоу, а также вдумчивые – документальные или выполненные в формате фильмов-расследований (но не разоблачений) – фильмы об актуальных политических событиях. Не будет преувеличением заключить, что преобладают новостные программы, в которых функция политического высказывания доминирует над образовательными задачами.
В таких передачах представлена привычная для нетелевизионного пространства расстановка действующих лиц: два-три политолога-профессионала комментируют текущие события, повествуют о возможной подоплеке происходящего, обращаясь к широкой аудитории, априорно не имеющей специальной подготовки, но готовой узнать, например, о политической психологии, ставящей в центр исследований субъективные механизмы политического поведения. В этой модели заложены представления о «правильной» политологии, рассказываемой сверху, и «любительском интересе» к политическому снизу. Неоспоримое право говорить о scientia politica принадлежит группе специалистов. Их задача – найти сравнительно простые, увлекательные и непротиворечивые способы сообщить свое знание дилетантам, ведь «зрителям должно быть интересно и понятно».
Концентрация на увлекательном, а не аналитическом, субъективном, а не объективном в репрезентации политического во многом предопределена тем обстоятельством, что представление о политической истории, начиная с этапа освоения школьного курса истории России, формируется на основе характеристики сменявших друг друга государственных деятелей. Кризис формационной парадигмы, на основе которой строилось преподавание истории в советской школе, привел в большинстве случаев к практически полному отказу от рефлексии относительно объективных факторов развития политических систем и режимов; политическая история страны и региона нередко подменяется историей правителей, интриг и личного противоборства, и это задает условия репрезентации всех остальных событий из сфер экономики, социальной и духовной жизни.
Поэтому телекомментаторы, как правило, скептически оценивают возможность установления общих закономерностей развития политических процессов и построения единой научной системы теоретических знаний, адекватной политической действительности. Можно заключить, что из системы научного знания о политике и одновременно совокупности всех политических дисциплин наименее востребованной оказывается политическая философия, в центре внимания которой находятся фундаментальные основы политического бытия: что есть благо и справедливость в политике. В телевизионном приложении политология совсем не выглядит наукой об общих принципах и закономерностях политической жизни общества и их специфическом проявлении, о формах и методах их реализации в деятельности субъектов политики.
При этом качественная острота обсуждений управляемо притупляется. Это связано с тем, что сегодня в открытом информационном пространстве аргументированные сведения тонут в море медиапрочтений и реинтерпретаций. И хотя это не исключает существования лакун и умолчаний, а также не подразумевает полного консенсуса относительно смыслов обсуждаемых событий и процессов, аудитория воспринимает конфликтующие интерпретации политического без прежнего энтузиазма. Именно на этом ландшафте «расцветают» суждения губернаторов о том, что «иные факторы влияют на выборы», а занятие политологической экспертизой является «политикой».
