На этой неделе в Финляндии произошло важнейшее историческое событие. Парламент этого государства принял новый закон о признании пола, основанный на самопровозглашении. То есть теперь трансгендерам не надо будет проходить длительный медицинский процесс, получать заключение психиатра, как того требовало прежнее законодательство. Достаточно подать заявление в письменной форме.
Подавать такое заявление пока можно только по достижению 18-летнего возраста и только раз в год, если у заявителя нет веских оснований для более частой смены пола. Ранее премьер-министр Санна Марин заявляла, что введение новой системы юридического признания пола является приоритетом для ее правительства. И добилась своего.
Как сообщают финские СМИ, сообщество и активисты ЛГБТ с радостью приветствовали введение нового закона. Матти Пихлаямаа, советник Amnesty International в Финляндии по правам ЛГБТ, прокомментировал эту новость:
«Приняв этот закон, Финляндия сделала важный шаг на пути к защите прав трансгендерных людей и улучшению их жизни и права на самоопределение».
Однако активист также отметил, что, хотя это значительный прогресс в защите прав трансгендеров, новая система будет применяться только к взрослым:
«Исключение детей из юридического признания пола нарушает Конвенцию ООН о правах ребенка. Мы продолжим призывать правительство внести соответствующие поправки в законодательство, чтобы обеспечить соблюдение прав детей».
Учитывая общеевропейские тенденции, можно предположить, что не за горами тот волнующий момент, когда финские дети смогут сами принимать решение, быть им мальчиками или девочками… И тогда наступит абсолютная либеральная свобода. Которой жители соседнего Мордора должны просто обзавидоваться. Или нет?
Надо сказать, что российская официальная пропаганда часто трактует происходящие на Западе события, связанные с движением ЛГБТ, с точки зрения неких «духовных скреп», «традиционных ценностей» и прочих довольно консервативных и религиозных представлений о мире. Хотя ту же РПЦ нередко сотрясают скандалы, связанные с нетрадиционной сексуальной ориентацией ее служителей.
Однако можно взглянуть на все это и с точки зрения социальной психологии, социальных, экономических и даже классовых представлений. Что получается гораздо продуктивней для понимания этого явления. Поэтому очень любопытны и познавательны наблюдения живущей в Германии Яны Завацкой, русской писательницы и левой публицистки:
«Почему-то как ни встретишь небинарных, тут два варианта — либо это хронически безработный и не могущий никуда устроиться до 40 лет гражданин, либо это человек творческой профессии. Очень творческой. Но на творческие места большой конкурс, туда нужно иметь подход (например, родителей в соответствующей сфере), чтобы стать журналистом или режиссером, нужно иметь очень крепкую психику и способность рвать зубами конкурентов. Поэтому большинство — это полубезработная молодежь. И вот на эту прослойку вся эта пришедшая из-за океана «небинарность» как раз очень сильно и повлияла».
Далее она пишет о том, что речь уже не идет лишь о признании естественного права каждого взрослого человека, в том числе с некими «особенностями», на личную жизнь:
«Дело в том, что объявлением себя небинарным все не ограничивается. Дальше начинается все возрастающая агрессия по отношению к «непонимающему» консервативному миру вокруг. То есть вы думали, что вы толерантный человек, вы принимаете других с их особенностями? У меня для вас плохие новости! Этого мало. От вас уже требуют не просто принимать чудаковатые особенности как норму — вы должны каким-то образом так расстелиться, чтобы они поняли, что вы просто в восторге от этих их особенностей! Что вы гордитесь знакомством с этим человеком именно потому, что он «небинарный»!
В целом все это воплощение ультраиндивидуализма. Он в какой-то степени был характерен для ЛГБТ и раньше — хотя и не доходил до такого уровня. У меня был один друг-транссексуал, отношения наши прекратились тогда, когда мне стало понятно: он совершенно искренне считает, что основная цель и смысл жизни человека — до бесконечности копаться в себе, «понимать себя», переживать и проживать свои особенности. Я тоже склонна к рефлексии, но для меня это — инструмент, возможность понять свои особенности для того, чтобы наилучшим образом выполнять свою работу, управлять творческой энергией. Для него же это был именно смысл жизни. Здесь ультраиндивидуализм дошел до уровня бреда. Погрузиться в себя, годами размышляя о своей половой принадлежности — чтобы что? А ничего».
Но главное — это социальные последствия поощрения подобного явления:
«Скажем честно, эти люди не способны ни к производству ни в каком смысле, ни к воспроизводству. Я крайне сомневаюсь, что кто-то из них вообще решится стать родителем! … То есть по сути это прослойка паразитов, которые в первую очередь паразитируют на труде людей периферийных стран, поставляющих для них дешевые товары, а во вторую — также и на труде граждан своей страны, которые их обслуживают (и среди этих обслуживающих все растет число мигрантов) и платят налоги, на которые их и содержат… Исходя из этого, понятно, почему страны периферии — это авторитарные, консервативные, кровавые режимы, притесняющие свободу личности! Потому что люди, которые в них живут, должны добывать нефть, редкие металлы, собирать компьютеры, выращивать еду и делать миллион других вещей, необходимых свободным личностям Центра».
