Встретил знакомого адвоката. Поинтересовался процессом, о котором пару недель назад рассказывал знакомый.
– Ну, что?
– Проиграли.
– Как судья?
– Даже не задала ни одного вопроса.
– А чего так?
– Она вообще в каких-то отношениях с оппонентами. Пару раз обращалась к той стороне на «ты» …
Это типичный в Петрозаводске/Карелии судья? Какова его карьерная траектория, где и как он получил свое образование и первоначальный опыт работы? Какие ценности лежат в основе его профессиональной культуры? Какова повседневная рутина, в каких условиях он работает? Как устроено судейское сообщество, каковы его формальные структуры и механизмы отбора кандидатов на судейскую должность и механизмы контроля за поведением судей? Как судьи взаимодействуют с медиа? – Ответы на эти и многие другие вопросы, к сожалению, не беспокоят большинство жителей республики до тех пор, пока «самый гуманный суд в мире» не постучится в их дверь судебной повесткой.
Граждане очень часто судят о справедливости власти по поступкам конкретного судьи. Именно поэтому столь важно понимать, в каких условиях вынужденной изоляции судей от внешнего мира проявляется их адаптивность к тому, что стоит называть общественным контролем. Важнейшим механизмом изоляции, т.е. своего рода профессионального закрытия судей, служат существующие представления о судейской этике. Они массово трактуются как практически полный запрет на любую внешнюю коммуникацию. То есть всякое взаимодействие с внешним миром, который находится за пределами судебной системы, якобы потенциально наносит ущерб независимости судьи.
При этом несомненный публичный интерес представляет, например, система поддержания отношений с коллегами по предыдущей работе. Конечно, сперва стоит уточнить: каким было это место работы? Известно, что абсолютными лидерами оказываются бывшие сотрудники аппарата суда, что вполне логично. Странно было бы предполагать, что человек перешел на иную статусную позицию в той же структуре, хотя и в ином ее горизонтальном подразделении (обычно работников из аппарата суда не назначают в тот же суд, где они работали ранее), и прервал все связи с теми, с кем работал раньше. Кстати, то же касается мировых судей. Несмотря на некоторую оторванность мировой юстиции от судов общей юрисдикции, в республике значительное количество мероприятий для них проводится совместно, и чтобы общение не состоялось, нужно прилагать некоторые специальные усилия.
На следующем месте – прокуратура и почти не отстающие от нее другие правоохранительные органы. С прокуратурой все более или менее понятно – помощники и заместители прокуроров присутствуют в суде с некоторой регулярностью, представляя обвинение или сопровождая те гражданские дела, в которых участие прокурора предусмотрено законом. Более того, в небольших районах в суд так или иначе ходят все помощники и заместители прокурора. В районной прокуратуре, где работает меньше пятнадцати человек, а на самом деле с учетом отпусков, вакансий, прохождения курсов повышения квалификации меньше десяти, практически все сотрудники прокуратуры будут регулярно появляться в суде.
Представители правоохранительных органов (а более половины попавших в эту категорию – это работники следственных органов) почти ничем не отличаются от прокуратуры, хотя типовой следователь бывает в суде гораздо реже и проводит там существенно меньше времени, не говоря уже о работниках других правоохранительных органов (а отношения со своими бывшими коллегами судьи из этой сферы поддерживают так же часто, как и судьи, вышедшие из следствия).
Изоляционный флюс имеет свое объяснение. На этапе отбора судьи проходят строгую процедуру проверки. В судейском сообществе есть распространенная шутка о том, что судья должен быть сиротой. Система отбора устроена таким образом, чтобы изначально в судейское кресло попадали юристы, у которых отсутствуют сильные социальные (в том числе родственные) связи в целом ряде профессиональных областей, включая юридическую. Неформальные механизмы разные, но закономерности – многолетние.
Вот и получается, что сформированная в тридцатых годах прошлого века общая система проверок, проводимых правоохранительными органами (в первую очередь теми, которые осуществляют решение задач по бдительному обеспечению национальной безопасности) в отношении как судей, так и их родственников на предмет возможного конфликта интересов, приводит к простым результатам. Кандидат, который участвовал в большом количестве разнообразных видов профессиональной деятельности, имеет существенно меньшие шансы, чем кандидат, который все время провел на одном месте (желательно в правоохранительных или судебных органах). Кандидат, который имеет широкие социальные связи внутри профессии или вне ее, также проигрывает тому, кто практически не поддерживает никаких контактов. И наконец, тот, кто оказался отягощен большой семьей, имеет гораздо больше шансов на то, что среди родственников или родственников их брачных партнеров окажутся лица, которые могут быть признаны нежелательными контактами – судимые, сотрудники органов государственной власти и т.д. Соответственно, он статистически чаще проигрывает «сироте» без детей и семьи.
Все это приводит к тому, что судья оказывается замкнутым исключительно на своей работе. От частного к общему … и вся судебная власть оказывается закрытой для публики и априорно неподотчетной. Казалось бы, проблема могла быть решена с переходом к выборности судей, но как еще более четырех лет назад заявил нынешний российский президент Владимир Путин: «Боюсь, что просто произойдет засорение судейского корпуса. Проблем хватает везде, и там [в механизмах приведения судей к власти] тоже, но мы туда привнесем политические аспекты. Нам зачем это нужно?». – Действительно, в этой логике все должно оставаться так, как есть сейчас. Никаких реформ. Вот только ситуаций, описанных в начале этого материала, к сожалению, не становится меньше.