День Победы никуда и никогда не денется из истории. Останется в ней навсегда. Но меняется восприятие прошлого. Меняются граждане. Меняется общество. Об этом разговор с Иваном Куриллой, доктором исторических наук, профессором Европейского университета в Санкт-Петербурге
– Иван Иванович, в ряде своих недавних публицистических работ Вы говорите, что сейчас в стране есть общенародный праздник, в котором люди участвуют не по принуждению, а ритуалы появляются снизу, а не сверху. Давайте уточним: какой это праздник? Что празднуется?
– Праздник – День Победы, и тут нет двойного дна. Великая отечественная война была тяжелейшим испытанием, трагедией для народа, и ее окончание и победа стали праздником, который россияне в наибольшей степени (другого такого праздника нет) считают важным.
– Как праздновать? Как скорбеть в этот день?
– Это вопросы, которые, как мы видим в последние годы, стали разделять людей, хотя мне представляется, что они менее важны, чем объединяющая людей память о войне. Дело в том, что за несколько десятилетий сформировались ритуалы 9 мая. Неформальная, непарадная (в прямом смысле слова, т.е. та, что была кроме военного парада) часть этого дня была сфокусирована на ветеранах. Это был день их встреч, день, в который фронтовики надевали ордена и выходили на улицу, и это было, ощущалось как правильное дело.
Но вот поколение ветеранов стало уходить; их все меньше, здоровье уже не то, и некоторое время назад в этой ритуальной стороне праздника обнажилась пустота: не может этот день был просто Днем парада. В Дне Победы всегда были «слезы на глазах», но где они теперь? Несколько лет мы видели попытку «заместить» ветеранов «реконструкторами», переодетыми в военную форму, но стало очевидно, что это не то. И вот новая инициатива – акция «Бессмертный полк» – очень точно попала в эту потребность, заполнив то, чего лишился день Победы с уходом ветеранов.
Знаю, что не всем нравится «Бессмертный полк» (и по совсем разным причинам), но тут я бы сказал, что празднуют и скорбят люди по-разному, и я бы не навязывал другим своих правил в этом очень личном выборе. Важно то, что людей по-прежнему объединяет потребность в этот день актуализировать память – личную и общую.
– Георгиевские ленты, «Бессмертный полк», телесмотрение военного парада на Красной площади, песенные концерты, приемы у губернаторов и президента, залпы салюта – однопорядковые вещи?
– Нет, конечно. Можно по-разному их разделить, но главное, по-моему, это отличие «бюрократического» праздника, организованного государством, в котором люди – зрители и «потребители» – это то, что касается парада, салюта, торжественных приемов, и вот как раз того, что люди сделали сами, где связали что-то личное с этим праздником. Конечно, я говорю о «Бессмертном полке». «Проблема» георгиевских лент, раз Вы их упомянули, заключается в том, что им придают разное значение люди, следящие за политикой, за использованием символов, и те, кто специально за ними не следит (а таких подавляющее большинство). Для первых георгиевская лента – символ лоялизма, поддержки, например, аннексии/воссоединения Крыма и сепаратистов/ополченцев Донбасса, для вторых ничего подобного в ленточке нет, это украшение на день Победы, не более того.
– Когда Вы говорите, что «Бессмертный полк» – шествие не ветеранов, а их потомков, которые таким образом восстанавливают личную связь с историей и со страной, то сразу возникает вопрос: значит ли это, что Вы не хотите замечать официальную сторону происходящего, милитаризацию общественного сознания?
– Конечно, я замечаю и официальную сторону, и милитаризацию общественного сознания, Вижу, что память о войне государство использует очень активно для укрепления своей легитимности. Но сам «Бессмертный полк» как раз не милитаризация, и хорошо, что он появился …
– Иван Иванович, Вы бы встали в один ряд «Бессмертного полка» с внуком Вячеслава Молотова?
– Начну с того, что в этом году я наблюдал за «Бессмертным полком» на Невском проспекте в Петербурге. В какой-то момент в нем обнаружились транспарант КПРФ, знамя с изображением Сталина и его портрет, а также человек, кричащий ему «славу». Однако эта группа промелькнула за пару минут, а шествие шло и шло по Невскому еще пару часов. В этом людском море политическая провокация просто утонула. Полагаю, что уже метрах в тридцати никто и не видел транспаранта со Сталиным, и уж точно уверен, что никто (опять же, кроме этой небольшой группы) не считал, что он идет под «сталинским знаменем».
Это значит, что я не могу повлиять на то, что кто-то вынес портрет Молотова, а кто-то икону Николая II, но это не значит, что остальные участники «идут с ними в общем строю» или как-то присоединяются. Каждый участвует лично, несет что-то свое. Это оказывается важным именно для каждого участника как индивида, а не для представителя «массы». Гораздо более странно отказываться поддержать хорошую инициативу только потому, что к ней примазался кто-то, нам неприятный или кому, по нашему мнению, там не место.
– Однако если есть что-то, что разделяет граждан, то почему это общенародный день? Где объединение на основе общей потребности?
– Снова начну с того, что память о войне объединяет россиян. Есть множество исследований, которые показывают, что нет ни одного другого исторического события, символа или ценности, к которой россияне относились бы настолько близким образом, все остальное раскалывает общество гораздо глубже. Разделять людей стало излишнее рвение нынешнего политрежима идентифицировать себя с этой памятью, переопределить единство в отношении войны в единую поддержку себя. Именно этим объясняется стремление «перехватить» популярную инициативу и бюрократизировать ее (мы помним историю акции «Бессмертный полк»: как она из региональной инициативы распространилась по городам и весям, а в этом году увидели попытку ее присвоения какими-то бюрократическими структурами), пройти в первых рядах так, чтобы идентифицировать себя с народным шествием. На это часть людей, критически относящихся к нынешней власти, отреагировала бурным отрицанием самой инициативы, что мне представляется эмоциональной ошибкой. Ответственность за такой раскол, считаю, лежит, прежде всего, на власти, которая политизировала этот праздник, но она – и на тех оппозиционерах, которые поддались этой политизации, подхватили её, и готовы зачислить миллионы прошедших в «Бессмертном полку» в лоялисты. И те, и другие в данном случае несут свою долю вины.
– Через год или два «Бессмертный полк» полностью перейдет в социальные сети и в Instagram? Вы обратили внимание, что уже сейчас фотосохранение «семейного дела» и «слезы на глазах» надежно дигитализируются и архивируются?
– Не берусь предсказывать. Я бы так прочертил «генеалогию» «Бессмертного полка» (не как конкретного проекта, а как популярного массового движения): уже не раз замечено, что в последние годы резко вырос интерес людей к своей родословной и к истории своей малой родины; мы видим просто огромный всплеск генеалогических и краеведческих проектов по всей стране; люди проводят конкурсы, ходят на самодеятельные экскурсии, читают и слушают открытые лекции. Мне представляется, что есть потребность связать свою собственную историю, семейную память с «большой историей», найти свое место в этой картине, детализировать ее. И проект «Бессмертный полк» оказался очень созвучным этому интересу. Люди увидели, как их семейные истории вписываются в большое полотно. Если это мода, которая должна пройти, то, может быть, и «Бессмертный полк» превратится в небольшой флеш-моб. Но я не уверен, что это можно назвать модой; и если я прав, то какие-то детали общенациональной акции будут, конечно, меняться (возможно, частично она и уйдет в цифровую форму), и количество участников может оказаться меньше (не исключаю, что в этом году мы видели пик численности), но найденный формат продержится долго.
