Приросла Родина территорией и людьми. Скалистый полуостров стал российским. Теперь эксперты-международники спорят в категориях «потеря репутации» и «издержки кризиса». Политтехнологи придумывают предвыборные слоганы «Крым или хамон?». Политические философы дискутируют дискурсивные особенности формулы «прошлое вместо нефти». Придворные социологи объясняют, что население готово терпеть еще сравнительно долго, так как уверено, что «те, кто ввел санкции, искали не причину, а повод». Угрюмые экономисты уточняют, что накопления уже почти израсходованы, а падение продолжается. Все констатируют, что Россия возвращается к ценностям выживания.
Два года назад начала разыгрываться карта роста великодержавных настроений. Для пущей надежности к ней добавили нотку тревожности относительно того, что сперва на Украине, а затем и во всем мире стало очень уж неспокойно. Страх и тревожность оказались хорошо продаваемым товаром, благодаря которому можно было на время забыть о падении реальных доходов. Но больше положенного срока страх внешних угроз продавать не удается, поэтому сейчас ухудшение социального самочувствия стало гораздо более серьезным. Происходит, в том числе, снижение доверия к лицам, принимающим управленческие решения. Да и само государство рассказывает, что они еще к тому же коррупционеры.
Деформация властно-общественных отношений приводит к неопределенности социальных норм. В ответ на социальную аномию появляются и приобретают популярность квазимассовые идеологии, заполняющие вакуум и подчеркивающие принадлежность человека к большой и сильной группе – передовой нации или передовому классу. Эти учения определяют и новые нормы поведения. Вот только в силу так называемого «крымского консенсуса» парламентские политические партии перешли в режим полного неразличения вплоть до окончательного смешения.
Последовательный рост антиукраинских, антиамериканских, антитурецких и антиевропейских настроений уже привел к формированию «значимого Другого» в лице носителя трансатлантической культуры и западных ценностей. Это, в свою очередь, увеличило шансы развития «имперского национализма» – когда народ считает себя выше других не по этническому признаку, а по факту принадлежности к определенному большому государству – «империи». Чувство ненависти, зависти и досады начинает доминировать в отношениях с теми, кто считает, что Россия вынуждена нести бремя культурного изоляционизма и политического бесплодия.
Неудивительно, что национальной идеей объявлен патриотизм. Интернационализм империи не нужен. Как не нужны и экономические доктрины. Все смещается в сторону умозрительных концепций, та часть которых, что выросла на почвеннической основе, уже выглядит не просто бредом, а бредом запредельным. При этом все ждут отмены санкционного режима, периодически раздувая в медиа новостюшки о том, что кто-то из известных лиц на Западе призвал к его пересмотру. Но все – тлен, ведь полуостров наш.