В Российской Федерации любят с чем-нибудь бороться. Более всего любят бороться с коррупцией и с бедностью. Но самое любопытное состоит в том, что чем дольше и больше российские власти всех уровней борются то с одним, то с другим, тем все более в стране расцветает коррупция и «процветает» бедность.
В народе давно уже сложилась примета: если в Москве заговорили о борьбе с бедностью, жди, что в самое ближайшее время жить станет гораздо хуже.
Но сейчас о бедности заговорили в несколько ином контексте: премьер Медведев, в продолжение озвученному Путиным на послании к Федеральному собранию тезису о необходимости борьбы с бедностью, отфутболил проблему бедности с федерального уровня на региональный, обязав губернаторов в двухмесячный срок подготовить предложения по борьбе с бедностью. Причем каждый губернатор должен подготовить эти предложения, исходя из ситуации в собственном регионе.
По разным источникам, в Российской Федерации насчитывается от 19 до 22 миллионов граждан, живущих за так называемой чертой бедности. «Так называемой» я дописал к этому определению по той причине, что не существует определенной точки или черты, за которой человек становится бедным. В бедность не входят, перешагивая через порог, в бедность скатываются на протяжении многих месяцев и даже лет. К бедности идут постепенно, с боем отступая и сопротивляясь, но постепенно сдавая позиции.
И если мы говорим, что в стране, пусть 20 миллионов бедных, то мы должны понимать, что примерно такое же количество россиян с боем отступают и сопротивляются, но неизбежно сдают позиции и все глубже погружаются в состояние именуемое бедностью. Хотя в общем-то бедность — это более или менее щадящее название нищеты. Ни в английском, ни в финском языках, например, нет двух раздельных понятий — бедность и нищета. И только великий и могучий допускает разные интерпретации одного и того же явления.
Конечно, слово «бедность» звучит более прилично, нежели нищета. Особенно, если об этом явлении надо говорить на публику и на аудиторию в несколько миллионов человек. И «социальный портрет бедности», который премьер Медведев вознамерился определить в общих чертах к 1 мая 2019 года, означат не что иное, как социальный портрет нищеты.
Мне не понятно, каким образом этот социальный портрет будет определен, например, в Карелии. Наш чрезвычайно набожный губернатор Артур Парфенчиков вообще избегает таких формулировок, как бедность или нищета. Очевидно, в его воцерквленном понимании существует только духовная нищета (блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное), то есть непротивление Духу Божьему, что в христианских догматах считается безусловным благом. О нищете материальной в правительстве Карелии предпочитают помалкивать.
Нищета — это почти всегда глубинка. Карельская глубинка — это то, что надежно спрятано за лесами, за болотами, за десятками и сотнями километров убитых дорог, как от глаз региональных, так и от глаз федеральных чиновников. Нищета в Карелии существует сама по себе де-факто, ее не существует де-юре в понимании власть имущих. Как в том известном фильме: ты видишь суслика? Я тоже не вижу. А ведь он есть.
Из столицы Карелии нищета не видна и не заметна. Она не бросается в глаза. Поэтому о ней говорить не принято. И если мы на минуту представим себе, как будет формироваться карельский портрет бедности, то сразу придем к выводу, что портрет с оригиналом ничего общего иметь не будет. Ну не будет же губернаторская «комиссия по бедности» бродить по пояс в сугробах по карельским деревням и поселкам, да и районные власти едва ли опустятся до таких форм выявления бедных.
Ведь то, с чем они могут столкнуться, находится далеко за всеми формулировками, определениями и прочерченными линиями. И все их ранние представления о бедности могут разбиться вдребезги, когда они увидят ужасающую картинку реальности.
В общественном сознании принято отождествлять бедность со старостью, или хотя бы пожилым, пенсионным возрастом. Но нищета карельской глубинки выглядит иначе. В забытых рабочих поселках она поголовна. И пенсионеры тут — как раз самая обеспеченная прослойка общества. Нищенствуют молодые, здоровые и трудоспособные люди, нищенствуют семьи.
В этом месте, как правило, раздаются крики — молодые пусть едут, ищут работу и пашут. А если ехать некуда? Если ехать не на чем? Если до ближайшего потенциального работодателя километров, этак 300-500? Если нет ничего, как быть?
И почему житель отдаленного поселка или деревни должен ехать в город на поиски заработка, если его родной населенный пункт официально признан таковым, не закрыт, не упразднен и не стерт с карты страны. Разве не забота государства обеспечить работой не только жителей городов, но и обитателей глубинки? А если государство с этим не справляется, то может быть оно должно как-то позаботиться о переезде нищих граждан в более перспективные места?
Пока же очередной виток борьбы с бедностью заставляет россиян напрягаться. А-ну как все это придумано не для того, чтобы как-то обуздать начинающееся падение в нищету десятков миллионов россиян, а просто для того, чтобы в очередной раз сдвинуть планку бедности еще дальше и еще глубже в сторону «полной задницы»? Ведь проходили мы уже это и не один раз!
Кто все-таки будет на этом портрете? Тот, кто уже умирает от голода? У кого последние штаны прохудились? У кого в доме отключено электричество за неуплату, кончились дрова и в холодильнике мышь повесилась?
Хотя, похоже в России власть это вообще мало интересует. Вопрос бедности вновь спущен по ступенькам от Путина к губернаторам и к мэрам районов, откуда он теперь два месяца будет карабкаться обратно на федеральный уровень в виде эха из регионов. И что дальше? Ну, определят они портрет бедности, а дальше-то что? Дальше полгода будут вырабатывать стратегию борьбы с бедностью, еще полгода запускать стратегию в действие и искать средства на ее реализацию. Через какое-то время выяснится, что средств на борьбу с бедностью не хватает, каждому бедному выделят по 80 рублей и отрапортуют президенту, что программа успешно завершена.
За это время число обнищавших россиян снова вырастет на пару миллионов человек, президент снова обратится с посланием к Федеральному собранию и определит борьбу с бедностью, как главный приоритет на текущий экономический период. Медведев снова прокричит на всю страну о новом социальном портрете бедности, а где-то в деревне Зашеек еще один гражданин великой державы, глядя в телевизор, съест последний кусок хлеба. И рассчитывать ему будет не на кого: государство так и не признало его бедным, потому что, в отличие от соседа, у него пока есть телевизор. Жаль, что его нельзя есть.
