Старинный университетский город Уппсала встретил проливным дождем, и мы не стали с бывшим жителем Петрозаводска Никитой Михайловым надолго задерживаться у Королевского замка и Кафедрального собора, а запрыгнули в автобус, который повез нас в спальный район Готтсунда, включенный недавно шведской полицией в число не рекомендованных для посещения туристами зон страны. Как оказалось, русский преподаватель сам обитает в этом районе со своей семьей, и я попросил его поделиться собственными впечатлениями о жизни в иммигрантском «гетто», как обычно называют в прессе такие зоны.
По пути мы решили заскочить в торговый центр Готтсунды – не столько, чтобы купить булочек к кофе, сколько чтобы увидеть «шариатскую полицию», которая, по утверждению некоторых российских журналистов, следит за тем, чтобы местные жители из числа мусульман не общались с репортерами. Однако нам не повезло: никакой «шариатской полиции» в этот день в торговом центре мы не обнаружили, зато Никита показал мне удивительный арт-объект – панно с арабской каллиграфией, на котором красивой вязью было написано всего одна фраза «Добро пожаловать!». А самое поразительное – то, что установлен этот арт-объект перед входом … в алкогольный магазин.
Панно с арабской каллиграфией у шведской винной монополии оказалось, пожалуй, самым экзотическим местом неблагополучного района Уппсалы. В остальном иммигрантское «гетто» выглядело как вполне заурядный квартал социального жилья с довольно аккуратными и чистыми дворами, где чуть ли не у каждого подъезда стояли велосипеды и живописным лесопарком по соседству.
– Так ты хотя бы однажды встречал эту «шариатскую полицию»? – поинтересовался я у Никиты, когда мы сели на кухне его трехкомнатной квартиры пить кофе.
– Никогда ничего подобного здесь не видел и думаю, что не увижу. Мне кажется, это какой-то миф. Во всяком случае, за два года жизни в этом районе я бы обязательно с «шариатской полицией» столкнулся, если бы она на самом деле существовала.
– А у тебя вообще есть ощущение, что ты живешь в неблагополучном районе?
– У меня в свое время поездки на Древлянку (спальный микрорайон Петрозаводска – прим. «Черники») вызывали больше опасения, чем постоянное проживание в этом районе. Нужно, наверное, пояснить, что в российской и западной прессе довольно часто неблагополучные иммигрантские кварталы шведских городов называют «no-go-zones», где якобы правит криминал, и туда туристам лучше не ходить, но по факту, как сам видишь, дело обстоит иначе.
Действительно, шведская полиция ежегодно публикует список социально неблагополучных территорий, в который входят чуть более 50 районов крупных городов, а в этом списке есть перечень зон, вызывающих наибольшую обеспокоенность правоохранительных органов. Их значительно меньше – около 20, и, согласно последнему полицейскому рапорту, в этот перечень попала и Готтсунда, где мы сейчас находимся.
– Мне только вчера вечером довелось побывать в печально известном районе Стокгольма Ринкебю, и один из местных жителей рассказал, что убийства в нем происходят почти регулярно. Правда, как он утверждал, эти убийства являются, в основном, проявлением кровной мести внутри сомалийской диаспоры. А у вас до этого дело не доходит?
– Если говорить о преступлениях, связанных с насилием, поножовщиной, мне кажется, что ситуация у нас даже лучше, чем в центре города. Одной из самых криминогенных зон Уппсалы считается район вокзала, как, впрочем, во многих городах, и у меня ощущение, что находиться там в пятницу вечером куда опаснее, чем где-то на улицах Готтсунды. На мой взгляд, преступность здесь больше связана с организованными криминальными группировками.
К примеру, весной недалеко от нашего дома произошло довольно дерзкое ограбление на бензоколонке: какие-то преступники на черной «ауди» совершили налет на фургон с сигаретами. Полиция пыталась задержать их, что называется, по горячим следам, но это ей не удалось. Очевидно, что это было спланированное ограбление: автомобиль был найден потом брошенным, а преступники, по всей видимости, воспользовались другой машиной. Кем были эти налетчики, я не знаю. Нельзя исключать, что они «растворились» в нашем районе, но, возможно, это были «гастролеры» из Стокгольма, до которого отсюда менее 70 километров.
Конечно, летними вечерами тут где-то могут и пошуметь, музыку громко включить, но лично я не чувствую себя здесь в какой-то опасности. Скорее, наоборот – в нашем районе значительно чаще появляются патрульные полицейские машины.
– Но Готтсунду ведь тоже затронули беспорядки, которые прокатились не так давно по иммигрантским районам Швеции?
– Они возникают тут довольно регулярно. Но, дело в том, что, проживая всего в каких-нибудь пятистах метрах от эпицентра этих событий, я узнаю о них, как правило, из выпусков телевизионных новостей и из газет, как те, кто живет отсюда за сотни километров.
Обычно это поджоги машин, которые, как мне кажется, опять же связаны с криминальными разборками, и жгут не все подряд. В принципе, можно даже предугадать, какой автомобиль сгорит в следующий раз – что-то старое, что давно уже никуда не выезжает со стоянки. Но такого, чтобы кто-то ходил по району с огнеметом и из классовой ненависти выжигал новые машины, конечно, тут нет.
Все обострения ситуации происходят, как правило, в период школьных каникул, когда старшие подростки выходят на «тропу войны». Обычно это начинается с забрасывания камнями рейсовых автобусов или проезжающих мимо пожарных машин, после чего вспыхивают мусорные баки и старые автомобили.
– А что провоцирует эти беспорядки?
– Сам задаюсь этим вопросом. Можно, конечно, сказать, что подростки мучаются от безделья. Но чаще этому все-таки предшествуют их какие-то мелкие столкновения с полицией. К примеру, в последний раз причиной послужило то, что полицейские задержали угонщика мопеда, а его приятели не захотели отдавать друга в руки правосудия. Они подожгли мусорные баки, а когда приехали пожарные, стали закидывать их камнями, и на место пришлось вызывать полицейские наряды.
– Интересно, что рядом с районом, где все это происходит, расположены виллы состоятельных шведов. Но можно ли говорить о расслоении шведского общества по этническому признаку?
– Я бы не сказал, что этого расслоения нет совсем, но, на мой взгляд, граница между разными слоями общества проходит по социальному, а не по этническому признаку. Но, с другой стороны, в категории менее финансово обеспеченных групп населения Швеции оказываются, как правило, не коренные шведы, а иммигранты, особенно – первой волны. Не то, чтобы в стране проводилась сознательная политика по расселению мигрантов на территории компактного проживания, не то, чтобы приезжие сами стремились заселиться в одном районе – это сегодня невозможно, потому что доступного жилья в Швеции не так много, и на него существует очередь. Однако в таких районах, как Готтсунда, живут, в основном, менее благополучные шведы, в том числе – малоимущие шведские пенсионеры, молодежь – как этнически шведская, так и не шведская, многодетные семьи и иммигранты.
– А если у иммигрантов, оказавшихся жителями таких районов, шансы покинуть когда-нибудь их пределы?
– Шансы, конечно, есть. Прежде всего, иммигрантов не нужно рассматривать как некую гомогенную массу. Они все разные – есть трудовые мигранты, есть беженцы эпохи балканских войн, есть нынешние беженцы – из Сирии и Ирака, и это все разные группы. Даже с этнической точки зрения, афганские беженцы отличаются от сирийских, а вместе они отличаются от сомалийских. В том числе, и по своему социальному составу, и говорить, какая судьба ждет каждого из них – чрезвычайно сложно. Но в Швеции существуют специальные программы адаптации для иностранных работников, имеющих высшее образование, предусматривающие какую-то помощь в трудоустройстве, и у таких специалистов шансов, разумеется, больше. Если, к примеру, мы посмотрим состав врачей в поликлиниках и больницах, то увидим довольно большой процент некоренных шведов. Во многом все зависит от человека и его готовности адаптироваться к шведской системе.
