Мы увиделись с Николаем Абрамовым в последний раз 26 декабря на пикете против отставки избранного мэра Петрозаводска Галины Ширшиной. Вепсский поэт был участником едва ли не всех гражданских акций в карельской столице, но тогда на Студенческом бульваре собрались «последние из могикан», как сам Николай назвал себя, карельского активиста Анатолия Григорьева и финского музыканта Арто Ринне. Я снял их на смартфон, даже не подозревая, что это будет последний мой снимок Николая…
Весь этот мир, на редкость вздорный,
Господь создал в один лишь круг.
Всегда в опале – лебедь чёрный,
Когда лишь белые вокруг.
И задыхаясь от всесилья
Кричат «Ату его, ату!…».
А я боюсь расправить крылья –
Подстрелят, прямо на лету.
И не услышишь больше Слова,
Погасло солнце, реки вспять.
Картечью злоба хлещет снова:
Найти его… догнать… распять!
И задыхаясь от всесилья
Кричат «Ату его, ату!»…
Но я уже расправил крылья,
И пусть стреляют на лету…
Его называли классиком вепсской литературы, но точнее было бы назвать Абрамова ее творцом. Его первый стихотворный сборник «Koumekümne koume» («Тридцать три»), вышедший в 1994 году, стал первой художественной книгой на вепсском языке. А когда уроженец деревни Ладва Подпорожского района Ленинградской области перевел на вепсский стихи Уильяма Шекспира, Александра Пушкина, Сергея Есенина, Николая Клюева, Николая Рубцова, Рабиндраната Тагора и Владимира Высоцкого, в жизнеспособности письменного языка коренного малочисленного народа Северо-Запада России перестали сомневаться даже многие скептики. Благодаря Абрамову, на вепсском зазвучали мировые хиты Beatles и Queen.
Однако в Карелии его публиковали непростительно мало – для республики, декларирующей государственную поддержку коренных прибалтийско-финских народов. В последние годы поэтические сборники Николая Абрамова выходили в свет в основном за границей – в Будапеште, Таллине и даже Париже. Причем, Абрамов стал первым карельским литератором, который смог издать свои произведения во Франции отдельной книгой. Благодаря молодому переводчику из Ниццы Себастьяну Каньоли стихи Абрамова вышли как на вепсском, так и на французском языке. Финансировало издание французское Общество развитие финно-угорских исследований, но сам автор попасть на презентацию так и не смог – из-за отсутствия денег.
На родине
Дома нет… лишь только стены,
Гнезд не вьют весною птицы.
Чую — резаные вены,
Вижу — мертвые глазницы.
У земли иссякли силы
И рожает — только беды.
Заросли ольхой могилы,
Где лежат отцы и деды.
Плата слишком дорогая,
А могло все быть иначе.
И земля лежит — нагая,
Журавлиным криком плачет…
Авторский перевод с вепсского
Помимо литературы, Абрамов увлекался и фотографией. «Я мечтал в детстве стать художником, но первая картина, которую я написал, называлась «Пьяный коммунист возвращается с партсобрания». В общем, художника из меня не получилось», – так объяснял в шутку свою любовь к фотоискусству вепсский поэт. Он снимал в основном свою родину и тех, кто живет на вепсской земле – в Карелии, Ленинградской и Вологодской областях. «Я очень люблю снимать людей – и молодых девушек, поражающих своей юной красотой, и пожилых людей, в лицах которых есть человеческая мудрость, приходящая только с прожитыми годами», – признался мне Николай в одном из интервью после фотовернисажа.
Возможно, кому-то это покажется преувеличением, но появление вепсского кинематографа тоже связано с именем Абрамова. Он снялся в нескольких документальных и художественных фильмах, однако, на мой взгляд, самой знаковой для Николая стала роль его тезки – поэта и, как предполагают литературоведы, соплеменника Николая Клюева. Абрамов оказался похож на него не только внешне, но в чем-то и своей судьбой. Увидеть фильм на большом экране вепсскому поэту так и не довелось.
Вечером 23 января Николая Абрамова не стало. Он ушел из жизни накануне своего 55-летия. И если это число принять, как отметку за сочинение, точнее – за сочиненное, то вепсский поэт получил пятерку как за грамотность, так и за содержание…Но это был «последний из могикан».