Обратиться к теме истории Карелии периода революционных и военных событий первой половины 20 века меня заставило не только желание самому разобраться во всех хитросплетениях политики тех времен, но и продолжающееся уже сто лет, с одной стороны, упрямое игнорирование и замалчивание целого пласта истории под условным термином «карельская независимость», а с другой — понимание того, что за сто лет накопилось столько стереотипов, вранья и передергивания фактов, что дальше просто некуда. Кажется, что за целый век мы ни на йоту не продвинулись в вопросе понимания того, что происходило в Карелии накануне революции, в ее разгар и во времена гражданской войны.
В течение последних лет нам упорно навязывается «круглая» историческая дата — столетие Республики Карелии, — которую мы готовимся широко и празднично отметить в 2020 году. Упрощенная и очень условная дата намертво пришита суровой красной нитью истории ко дню образования Карельской трудовой коммуны, от которой и ведется летосчисление в современной Республике Карелия.
Но так ли все просто и так ли все однозначно? Так ли действительно обстоят дела на самом деле? Действительно ли сто лет назад среди лесов, озер и болот вдруг, ни с того, ни с сего, выросло красное, советское национальное образование, зашагавшее, на разрыве штанов, в светлое коммунистическое будущее вместе со всей страной? И пришедшее, спустя сто лет, к тому же таежному тупику, откуда оно и вышло, как утверждает официальная история?
Я не претендую на глубокую научность своего анализа, на истину в последней инстанции и опираюсь лишь на то, что мне известно из открытых источников, а главное — из рассказов моих предков и современников, живших и живущих в Виенан Карьяла. Опираясь на то, что пытается понять и осмысли каждый карел севера, задающий себе вопросы — кто мы, откуда пришли, что оставим после себя?
Часть первая.
Сколько на свете Карелий?
Когда мы произносим слово «Карелия», то редко задумываемся над тем, что в мире существует три совершенно разных Карелии, которые в равной степени имеют право таковыми именоваться. Кроме всем нам понятной и известной Карелии, в которой мы все имеем счастье обитать, есть финляндская Карелия и Тверская Карелия. Кроме того, внутри той Карелии, в которой живем мы, существует разделение на северную и южную часть, о котором мы поговорим немного позднее. И если мы говорим о сложившейся исторической общности, то территориально самыми «старыми», исконными карельскими землями можно назвать одновременно и финляндскую Карелию, и Тверскую Карелию и Олонецкую Карелию, а самым древним — Карельский перешеек, где от карелов, правда, в силу исторических событий разных веков, осталось одно наименование.
В чем причина столь неоднородного расселения народа — давно выяснено и установлено. Затяжные войны со шведами за карельские земли в течение всего периода средневековья, истощившие силы карельского этноса, вынудили народ к Великому Исходу. Свою самую негативную роль в разделении карелов сыграл и Ореховский мирный (1323 года) договор Новгорода со Швецией, разделивший пополам не только карельские земли, но и сам этнос.
В той части Карелии, которая отошла Новгороду, карелы не изменили ни своего образа жизни, ни места обитания. А вот перед той частью народа, которая перешла под шведскую корону, встал нелегкий выбор: либо погибнуть, либо изменить веру. В те далекие времена, когда вера являлось доминантой во всех областях общественных, политических, межгосударственных и межличностных отношений, когда религия была главным «топливным баком» любой войны, понятия «свобода совести» не существовало в природе. Иная вера была достаточным и общепринятым мотивом для физического уничтожения людей. Какая-то часть западных карелов исповедовала католицизм (а позднее — лютеранство) и им шведское подданство ничем не угрожало, а вот православным карелам не оставалось иного выбора, кроме исхода на юго-восток и на северо-восток.
Коренные и пришлые
Юго-восточная часть исходящих из исконных земель карелов осела в Новгородских и, по большей части, в Тверских землях, а те, что уходили на северо-восток, освоили земли севера современной Республики Карелии. Отсюда мы должны сделать первый и важный вывод, который еще сыграет свою роль во всей последующей истории: карельское население северных районов нашей Карелии не является исконным (коренным) населением этих мест. Реболы, Калевалу (Ухтуа), Вокнаволок, Кестеньгу и сотни других сел и деревень освоили (или основали) и обжили именно те карелы, которые пришли сюда с территории современной Финляндии, Северного Приладожья и Карельского перешейка. Пришли, естественно, они не на пустые, но малозаселенные земли лаппи и составили то, что сегодня принято называть (в языковом разделении) «территорией собственно-карельского языка».
Казалось бы, тверские карелы (такие же пришлые в земли тверщины, как их собратья севера Республики Карелия), живущие в самом сердце России, географически более близки к прионежским или олонецким карелам. Но это только географически, этнически они как раз более близки к северным карелам и к карелам Финляндии. Язык тверских карелов является диалектом собственно-карельского языка, а не людиковского и ливвиковского языков. Одновременная языковая близость и тверских, и северных карелов к финскому языку как раз и подтверждает, что все они вышли из одного «родового гнезда». И оба этих субэтноса не являются исконным и коренным населением своих нынешних ареалов обитания. То есть таковыми они стали совсем недавно — изменив статус пришлого населения на статус укоренившегося. То есть, став коренным населением. В том их серьезное отличие от своих соплеменников Прионежья и Олонецкой равнины, где тамошние карелы уже много столетий являются коренным населением.
Карельская идентичность
Еще один немаловажный исторический вывод, который мы можем сделать, состоит в том, что та часть карелов, которая, в результате Великого Исхода, оказалась на территории современных северных районов республики, еще на многие века сохранила свою исконную карельскую идентичность. Этот вывод я делаю не для того, чтобы умалить достоинства одних карелов и возвысить достоинства других, а для того, чтобы мы поняли существенную разницу между всеми существовавшими и существующими группами карелов.
Судите сами: когда мы говорим о карелах Финляндии, то сразу же оговариваемся, что эта часть этноса практически полностью ассимилировалась с финнами, попав под влияние более мощной (хоть и тоже весьма разнообразной) культуры, религии и уклада жизни. Говоря о прионежских и олонецких карелах, мы оговариваемся, что эта часть этноса попала под сильнейшее влияние русской культуры, языка и уклада жизни. Точно такое же мощное влияние русских мы видим в Тверской Карелии. Эти вещи вытекают из объективных обстоятельств обитания карелов в тех местах, где есть сильное влияние других сильных этносов — русского и финского.
А вот с северными карелами произошла историческая консервация, когда они ушли на северо-восток, «захватив» с собой язык, культуру и уклад жизни и принеся все это в свою новую «землю обетованную», где не было влияния других мощных этносов. Влияние лаппи на карелов было очень незначительным, скорее северные карелы ассимилировали ту часть лапландцев, на земли которых они пришли.
Языковое разнообразие
Сегодня ситуация с карельским языком выглядит весьма разнообразно. Карелу севера республики, более или менее легко разговаривать на родном языке с северянами-финнами, он их понимает, они его тоже. У тверских карелов для северянина немного непривычный, но очень понятный говор. Языки людиков и ливвиков северянам (без языковой подготовки) понятны в общем контексте беседы, а вот язык северян олончанам и прионежским карелам понять гораздо сложнее.
Не углубляясь в вопросы лингвистики и тайны формирования диалектов и говоров, отметим, что языковое разнообразие Карелии достаточно, чтобы сделать выводы, откуда что взялось и почему все так произошло. Тем более, что кроме языкового различия, «теории разных Карелий» есть более веские обоснования и подтверждения.
Рода нашего напевы
Возьмем предмет гордости всех карелов и финнов — эпос «Калевала». Точнее, не сам эпос (ибо «Калевала» — это все-таки литературный результат творческого труда по сбору, обобщению и систематизации устного материала, собранного Элиасом Леннротом), а то, что сохранилось в народе на долгие века — карельские руны.
Если мы обратим внимание на ту территорию, где Леннрот собрал практически весь песенный материал для составления эпоса (а это, по разным оценкам, около или более 90% всех рун), то попадем на совсем небольшой участок территории, расположенной в нынешнем Калевальском районе Карелии. Это Вокнаволок, Суднозеро, Войница и Ухтуа. Именно в этом, своеобразном «золотом сечении» сохранилось в неизменном виде то, что копило несколько десятков поколений карелов. Почему же это так случилось?
Все очень просто объясняется с точки зрения влияния этносов друг на друга. Северные карелы, переселившиеся в нынешний Калевальский район, в силу объективных обстоятельств, ушли от влияния русских и финнов, сохранив еще на несколько веков свою исконную карельскую идентичность. То есть, попросту законсервировавшись в том самом виде, в котором они покинули свои земли во времена Великого Исхода.
В то время, когда происходило смешение культуры южных карелов с культурой русских, а финляндских карелов — с культурой финнов, северные карелы спокойно существовали внутри своего ареала, на который не было никакого воздействия других этносов. Именно этот фактор, как и склонность карелов к традиционализму, консервативность и природное упрямство (которое отмечалось всеми этнографами) позволили законсервировать на долгие столетия культуру, уклад и традиции народа, отгородив его от влияния извне.
Законсервированное средневековье
Более того, карелы севера республики, в силу своего традиционализма, распространили часть своей культуры на север Финляндии, куда карелы устремились по торговым тропам. За тот исторический отрезок времени, который прошел с периода переселения карелов до посещения их новых земель Леннротом (3-4 столетия), обитатели северных районов еще не настолько крепко осели на этих землях, чтобы превратиться окончательно в скотоводов и землепашцев, а предпочитали старинный отхожий промысел.
Леннрот искренне удивлялся тому, что карелы в Ухтуа и Вокнаволоке, имея такие обширные земли, не занимаются сельским хозяйством, предпочитая ему торговлю, рыбную ловлю и охоту. К сожалению, он не пошел дальше и не сделал вывода о том, что в том историческом периоде карелы просто не успели достаточно осесть на земле, прирасти к ней, чтобы начать ее полноценное освоение.
Похожее заключение делали и пришедшие сюда вслед за карелами русские православные священники, которые узрели в этом факте природную лень, упрямство карелов и склонность их к торгашеству. Они тоже не обратили внимания на то, что законсервированные в позднем средневековье карелы сохранили присущие средневековью же промыслы: охота, рыбная ловля и меновая торговля.
Даже если мы сравним старинные фотографии карельских деревень, то увидим не только некоторые сходства в архитектуре и планировке поселений юга и севера Карелии, но и различия, которые сразу бросаются в глаза: южнокарельские деревни на момент съемки выглядят куда более основательно, обжито, уютно и богато, чем деревни севера, которые к тому времени еще не до конца сформировались. Именно такими — как бы находящимися в стадии укоренения — выглядят Ухтуа и Войница на фотографиях Конрада Инха. Почти на всех старых фотографиях сел Виенан Карьяла бросается в глаза главная особенность: отсутствие в них деревьев. Исключения составляют только карельские кладбища, которые на фотографиях отличимы высокими ельниками и реже — сосняками.
(Продолжение следует)
