18+
Петрозаводский журналист Сергей Маркелов был одним из первых в России, кого Минюст признал иностранным агентом. (Согласно действующему законодательству сообщаем нашим читателям, что и сейчас С.Маркелов включен в реестр иностранных агентов).
Он пытался оспаривать этот статус, но безуспешно. После чего в 2021 году уехал в США. Сначала Сергей Маркелов работал на телеканале RTVI, но после того, как его материал вышел отредактированным, он обвинил RTVI в самоцензуре и трусости и в тот же день вместе с соавтором сюжета был отстранен от работы за «нарушение правил поведения в офисе». Одно время бывший петрозаводчанин просил помощи в соцсетях и его посты дублировали некоторые карельские журналисты:
«Мы тут с детьми хорошенько просели. Нужна помощь, ибо в этом Нью-Йорке, чтобы квартиру снять, надо как минимум американского бульдога чистых кровей показать, это если pets allowed, а в идеале тысяч 10 долларов на счету. У меня были, но закончились. Если серьезно, завтра мы с детьми станем бездомными. Сам бы и в метро пошёл спать, но мальчики мои не поймут. Ай нид хелп. Обещаю вернуть творческим вложением в мировую культуру».
Не найдя работу журналистом, он устроился на работу курьером в компанию Amazon. Недавно интернет-издание «Холод» (оно также признано минюстом РФ иностранным агентом) опубликовало рассказ Маркелова о его жизни в США:
«Время от времени мне снится один и тот же сон: я вернулся домой. Во сне я иду по знакомым местам, обычно это Петрозаводск или Москва, вокруг меня — бетонные серые стены многоэтажек. Я ловлю себя на мысли: какого черта я здесь делаю? Прямо во сне я думаю: ну не дебил же я, чтобы вернуться в Россию? Наверное, тут что-то не то, этого точно не может быть. На этом моменте я просыпаюсь в Нью-Йорке, в соседней комнате спят дети, за окном гудят мусоровозы и ревут сирены машин скорой помощи и пожарных.
Я объясняю этот сон так: как только я начинаю скучать по России, мой мозг тут же дает о себе знать — «ну вот, смотри, представим себе, что мы вернулись, вот, гляди, чувствуй, ощущай и впитывай — ну как тебе? Нравится? М-м, больше не скучаешь, значит?»
То есть бывший петрозаводчанин не сдается и не меняет своего отношения к родине. Более того, он пишет:
«В Amazon, по крайней мере там, где я работаю, русских нет. И слава богу. Около полугода в местной эмигрантской журналистике мне хватило за глаза, и уж лучше в «Амазоне» доставлять посылки, чем находиться в кучке ссыкливых лицемерных псевдолибералов, где большинство когтями цепляются за свое теплое насиженное место.
Так вот, русских теперь вокруг меня нет, но месяц назад к нам пришел чувак из Казахстана. Ходил, воодушевленный, расспрашивал, что да как, интересовался, номер телефона взял зачем-то. Прошел он вступительные экзамены и тесты, встречаю его через пару недель на кухне — сидит приунывший:
— Работа, — говорит, — конечно… не для развития.
— Это работа не для людей, — отвечаю, — а для киборгов.
Короче, с того дня я его больше не видел».
Надо констатировать, что большая часть рассказа Маркелова взята как будто из левой прессы, обличающей реалии американского капитализма:
«У меня прием на работу проходил нестандартно. Первый месяц лета я работал в walking delivery в Манхеттене — это когда водители на больших грузовиках привозят посылки, ты берешь тележку, складываешь на нее девять больших сумок и пару-тройку больших коробок и бредешь по Манхеттану с этой тележкой. И так три-четыре раза. «Работа мечты», привилегий никаких, куча ненужных требований, руководит этим всем чувак с подозрительно русской фамилией.
Дикая жажда умственного труда. Работа тупая до изнеможения. Хочется писать, читать, смотреть, но выматывает так, что сил не остается иной раз и понять, хочешь ты есть или нет. Едешь по Квинсу (самое большое по территории и второе по населению боро Нью-Йорка и самая неоднородная по этническому составу часть города. — Прим. «Холода») по узким улицам, один дом, другой, третий, перекинешься изредка с кем-то парой слов, а так в основном говоришь сам с собой. Или поешь, но музыку слушать в машине тоже иной раз нет сил.
Вечереет. Ловишь странное ощущение. С одной стороны, быстрей бы развести эти посылки и поехать домой. Оборачиваешься назад, а у тебя еще полмашины коробок. Вернуться надо до девяти вечера. Но если вернуться раньше — заработаешь меньше, так как платят почасовую. И вот начинаешь чуть замедляться, если понимаешь, что вот-вот закончишь. Хочется припарковать уже наконец этот раздолбанный микроавтобус и ехать домой. Но тянешь время — тянешь, пока не осточертеет, и махнешь рукой: ну его к черту.
Возвращаешься совсем без сил. Стоишь на крыше шестиуровневого паркинга, смотришь на светящуюся панораму Манхеттена. Слева висит месяц. Яркие пятна маленьких окон на расческе небоскребов во весь горизонт. И накатывает детское такое ощущение, когда смотрел «Детективное агентство “Лунный свет”»: музыка эта, Нью-Йорк, голова на маминых коленях лежит — и начинаешь под усталостью там где-то глубоко ловить теплые счастливые волны.
Сидишь у остановки где-то на окраине Маспета (район в Нью-Йорке. — Прим. « Холода »), в промзоне, сзади светится высокое бело-голубое здание паркинга, от которого у тебя по утрам уже бежит дрожь. Ярко светят по широким темным улицам фары грузовиков и автобусов. Закуришь сигарету, прихлебываешь отвратительный совершенно, но бесплатный кофе из кофейного автомата. Если остались деньги, еще и с мороженым вприкуску или бутербродом. Иной раз, и всегда это непредсказуемо и стихийно, дают ужин — совершенно отличный ужин, с голодухи-то. Жрешь его, запиваешь кока-колой и почти ни о чем не думаешь. Потом садишься в автобус и долго, бесконечно долго едешь домой. Некоторых пассажиров видишь не в первый раз. Дед в форме охранника, всегда чем-то испачканный, неряшливый, поправляет кривые очки с толстенными линзами, протирает их бумажным полотенцем, громко просит остановить на следующей или в полудреме очухивается.
— Черт, я проехал остановку!
Первый месяц я, чтобы не одуреть, закидывался пивом. Потом месяц накуривался. Потом мне все это надоело. Намедни сидел после работы в столовой, выпил две чашки кофе с молоком и бутылку колы — взбодрило. Наверное, только к концу третьего месяца я начал привыкать к этой адской работе, и то — после трех-четырех дней подряд все равно всех ненавидишь».
Концовка рассказа столь же «оптимистична»:
К вечеру приехал на улицу, перегороженную полицейскими. На улице ни души, темнеет, у подъезда подметает пожилая женщина в круглых очках.
— Че ты тут свои посылки носишь? Поздно уже, — улыбнулась она. — Бросай их все здесь и езжай уже домой.
—Я не могу, — грустно улыбнулся ей в ответ я.
Надо отдать должное Сергею Маркелову. Пока целый ряд эмигрантов тщетно пытается напомнить о себе читателям в России, он занялся куда более полезным и практичным делом. Изучает реальную жизнь в самой свободной и демократической стране мира. Поэтому читать нынешние тексты Маркелова куда интереснее, чем унылые опусы бывшего петрозаводчанина Александра Фукса.
Был в истории уже один журналист и диссидент, уехавший из СССР в 1974 году в США и позднее вернувшийся в Россию патриотом, национал-большевиком и поклонником Иосифа Виссарионовича Сталина. Его звали Эдуард Лимонов.
Впрочем, вряд ли с Маркеловым получится именно так…
