Более двух столетий корпуса Александровского пушечно-литейного, а затем Онежского тракторного завода оставались не только промышленной, но и архитектурной доминантой исторического центра Петрозаводска. Однако после банкротства ОТЗ и переезда тракторного производства на окраину карельской столицы огромная заводская территория досталась питерской компании «Охта-групп», которая приступила к сносу промышленных корпусов и возведению на их месте жилого района, почему-то получившего наименование «Петровская слобода», хотя географически к этому историческому топониму новый район имеет весьма отдаленное отношение.
Всего за несколько лет от привычного облика заводского квартала мало что осталось. На бывшей производственной площадке выросли аккуратные, но довольно стандартные жилые многоэтажки и такая же стандартная коробка гипермаркета с автостоянкой, которые меньше всего вызывают ассоциации и с Петровской слободой, где когда-то начинался Петрозаводск, и с разрушенным Александровским заводом. В одной из таких многоэтажек в конце прошлой недели состоялась весьма необычная для карельской столицы дискуссия, участники которой попытались задаться вопросом, а есть ли, собственно, у города жизнь после «смерти» завода. Дискуссия эта стала, пожалуй, ключевым событием арт-фестиваля «15х17», устроенного на бывшей заводской территории.
Обсуждение с участием известных горожан – архитектора Елены Ициксон, режиссера, музыканта и писателя Владимира Рудака, директора Музея промышленной истории Петрозаводска Виктории Никитиной, психиатра Виктора Лебедева, блогеров Натальи Ермолиной и Олега Реута – оказалось примечательно само по себе, поскольку это была, пожалуй, первая за многие годы попытка начать общественную дискуссию о том, что происходит с карельской столицей, и куда она движется, если движется вообще. Правда, разговор почти с самого начала ушел в рефлексии по поводу закрытия завода, и участники дискуссии на полном серьезе говорили об «обиде города», совсем не коснувшись того, что могло бы стать новым локомотивом его развития.
– У нас все время был моногород, и, естественно, все чувствуют себя частью завода. Завод – это сердце города, – заметила во время дискуссии архитектор Елена Ициксон. – Когда после войны завод находился в руинах, институт Ленгипрогор, в очередной раз разрабатывая генеральный план, постарался вывести из центра города очень много промышленных предприятий. Предлагали тогда вывести и Онежский тракторный завод, который тогда назывался просто Онежским заводом, а на его месте сделать большой парк с аттракционами. Здесь свой микроклимат, и при большой замене промышленного грунта на этой территории можно было продолжить парк, который находится в ямке у Лососинки. Генплан был практически утвержден, но руководство Карело-Финской ССР обратилось в правительство СССР и сказало: «Народ возвращается из оккупации и когда видит разрушенный Онежский завод, это очень деморализует всех»… И тогда пошли наперекор всем правилам, оставили завод в центре города и стали его развивать. Именно после войны, когда город был разрушен, важно было восстановить его сердце. Все говорили: «Это сердце города!».
Оппонентом Ициксон на этой дискуссии выступил политолог и блогер Олег Реут, который считает, что после закрытия исторической площадки Онежского тракторного завода в городе ничего особо не изменилось. По словам Реута, город, который перестает быть моногородом – это лучше, потому что моно – это режим и отсутствие выбора.
– Поскольку я занимаюсь пожилыми людьми, историю города я знаю очень хорошо, – сказал психиатр Виктор Лебедев. – В близлежащих домах живут семьи работников завода, точно так же как часть Октябрьского проспекта, примыкающая к «Петрозаводскмашу», застроена домами для работников этого предприятия. С восемнадцатого века логика не поменялась: строим завод – строим вокруг него дома. Когда я общался со своими пациентами и их родственниками, и речь заходила о заводе, это была их ностальгия. Но мы точно так же могли бы ностальгировать по рыбокомбинату. Почему же мы не ностальгируем? Потому что мы его с вами уже не видели. А большая часть наших детей вообще не будет знать, что здесь был когда-то завод. Я помню завод, когда он еще работал. Я в школе здесь недалеко учился, и я, как горожанин, могу понять, что те люди, которые связались свою жизнь с заводом, им было обидно. Но это такая ностальгия, и если мы будем цепляться за такие вещи, то давайте тогда вернем обратно пивзавод, рыбокомбинат, слюдяную фабрику. Давайте ужмемся до размеров Петровской слободы…
– Хватит жить прошлым! – уже более категорично заявил в пылу полемики политолог Олег Реут. – Мне во время нашего сегодняшнего разговора было совершенно дискомфортно от того, что никто не говорил о цифровом городе, о том, чтобы это чудесное место превратилось в селфи-сити, чтобы приходили люди на бывшую площадку ОТЗ, делали фото и грузили их в бесконечные просторы Интернета… Урбанизация, модернизация таких старых промышленных площадок, развитие городов – это вообще процесс окультуривания… Мне кажется, что нет никаких проблем с закрытием завода. Есть проблема с тем, что та новая среда, здания и инфраструктура, которая появляется на этом месте, очень сильно отрывается от того социального контактинга, в котором мы все находимся. Мне кажется, что город на уровне генплана и реализуемых уже кварталов застройки отстает от той цифровой среды, в которой находятся все здесь присутствующие.
Казалось, эта реплика выведет дискуссию на главный вопрос: что же станет движущей силой развития Петрозаводска в XXI веке?. Но участники разговора опять погрузились в обсуждение того, как пережить стресс от закрытия бывшего градообразующего предприятия, и мне невольно вспомнился мемориальный паровоз на железнодорожном вокзале карельской столицы. Он, безусловно, служит украшением скучного перрона и нехитрой туристической достопримечательностью, но время его давно прошло, а нового локомотива у города так и не появилось.