У входа в мэрию Нака – тихого и вполне благополучного пригорода Стокгольма – раздавались заливистые птичьи трели. Я поначалу подумал, что они доносятся из живописного парка по соседству, но оказалось, что пение птиц льется из динамиков на крыльце здания местной администрации. В холле самой мэрии царило такое же умиротворение – несколько темнокожих пар о чем-то спокойно беседовали за столиками с муниципальными чиновниками, а еще несколько женщин в хиджабах в ожидании своей очереди наблюдали за тем, как их малыши резвятся в детском уголке.

На одной из стен я заметил плакат, призывавший на разных языках сообщать по телефону «горячей линии» о случаях сексуального насилия, и поинтересовался у вышедшего меня встречать сотрудника администрации Ойвинда Спонгберга, часто ли происходят в коммуне Нака такие случаи, но он лишь покачал головой. Ойвинд познакомил меня со своей коллегой Фридой Плим Форшелл, которая возглавляет отдел мэрии, занимающийся вопросами занятости, и я честно признался, что после поездки в печально известное иммигрантское «гетто» Ринкебю мне захотелось побывать в предместье Стокгольма, которое считается чуть ли не образцовым в адаптации мигрантов.

Сотрудник администрации Нака считает этот пригород Стокгольма тихим уголком. Фото: Валерий Поташов
Сотрудник администрации Нака считает этот пригород Стокгольма тихим уголком. Фото: Валерий Поташов

– Прежде коммуна Нака, действительно, имела высокий рейтинг среди муниципалитетов Швеции, – рассказала Фрида. – У нас была выстроена очень хорошая система трудоустройства мигрантов. В этом мы сотрудничали с предприятиями, которые находятся на территории нашего муниципалитета. Они сами сообщали нам о своей потребности в трудовых ресурсах. Однако около десяти лет назад правительства изменило правила игры, и муниципалитеты больше не могут заниматься трудоустройством мигрантов – теперь это полномочия службы занятости. С тех пор коммуна Нака утратила свои прежние позиции в рейтинге, но, видимо, имидж благополучного муниципалитета у нас сохранился.

– А много ли иммигрантов проживает на территории вашей коммуны?

– Если сравнивать с общей численностью населения коммуны, то их менее 5% (Напомню, что в стокгольмском районе Ринкебю доля иммигрантов составляет около 90% – прим. «Черники»). Всего в коммуне проживает около 100 тысяч человек. Однако в последние несколько лет в Нака переехали сразу тысяча иммигрантов. В основном, это беженцы из Сирии и Афганистана.

Две трети приезжающих в Швецию граждан других стран сами находят себе место жительства. Как правило, у них уже есть здесь родственники или знакомые, у которых они могут остановиться. Оставшуюся треть распределяет по муниципалитетам миграционная служба. При этом учитывается количество иммигрантов, которое уже проживает на территории муниципалитета.

Нака – далеко не самая «иммигрантская» коммуна Швеции, поэтому квота на прием иммигрантов у нас выше, чем в каком-либо другом пригороде Стокгольма, где процент иммигрантов больше.

Администрация коммуны Нака. Фото: Валерий Поташов
Администрация коммуны Нака. Фото: Валерий Поташов

Справка «Черники»: резкий рост числа беженцев стал наблюдаться в Швеции с начала 2000-х гг. Количество просителей убежища в этот период выросло в стране с 16 тысяч до 50 тысяч человек. Основной причиной наплыва беженцев в Европу, в том числе и Швецию, стали военные конфликты и гражданские войны на Ближнем Востоке и в Северной Африке.

– А нуждается ли вообще Нака в иммигрантах? Может быть, у вас высока потребность в трудовых ресурсах? – продолжаю беседу с Фридой Плим Форшелл.

– Если иммигранты хотят работать, мы это только приветствуем. Нам нужны люди, которые бы могли трудиться в отелях, ресторанах или медицинских учреждениях. Но проблема в том, что значительная часть мигрантов, которые сейчас приезжают в Швецию, не готовы к работе. У нет необходимых профессиональных навыков, многие из них даже не ходили в школу. Поэтому я бы сказала так: «Мы не хотим в Нака много иммигрантов, но мы хотим много людей, которые бы работали на наших предприятиях».

Когда мы принимаем мигрантов, то, прежде всего, делаем акцент на том, чтобы как можно быстрее дать им азы шведского языка, а после этого служба занятости помогает им пройти профессиональное обучение. Тогда у них есть возможность получить работу и зарабатывать себе на жизнь.

Фрида Плим Форшелл. Фото: Валерий Поташов
Фрида Плим Форшелл. Фото: Валерий Поташов

– А как быть с теми мигрантами, которые не хотят работать?

– В Швеции нет принудительного труда. Но чтобы прокормить свои семьи, вам придется работать. Никто содержать их за вас не станет, а у большинства иммигрантов нет достаточного количества средств, чтобы жить в Швеции, не работая.

– Но они ведь получают пособие от государства?

– Они получают финансовую поддержку от государства только первые два года их проживания в Швеции. Это минимальная сумма, которой хватает лишь на самое необходимое – на еду и одежду. Если говорить о нашем муниципалитете, то из-за близости к Стокгольму здесь очень дорогое жилье, поэтому без стабильного дохода в Нака не проживешь.

– Это, видимо, одна из причин того, что ситуация в Нака в корне отличается от того, что происходит в Ринкебю и других районах, которые принято называть «иммигрантскими гетто»?

– Мы стараемся расселять иммигрантов по всей территории коммуны, потому что считаем такой подход наилучшим для их интеграции в шведское общество. Для этого муниципалитет как арендует жилье, так и строит новое.

– Как я заметил, Нака – это тихий город…

– Да, у нас спокойно. Если кому-то хочется шумно развлечься, он может отправиться в Стокгольм. А в Нака люди приезжают, чтобы жить. Торговый центр у нас закрывается в восемь вечера, и никаких площадок для криминала в нашем муниципалитете нет…

Своим взглядом на ситуацию в Нака со мной поделился и известный местный политик, христианский демократ Ян-Эрик Янссон. По его словам, на территории коммуны тоже существует район, где проживает значительная часть иммигрантов, но шведская община старается поддерживать с ними постоянный контакт.

Местный политик Ян-Эрик Янссон. Фото: Валерий Поташов
Местный политик Ян-Эрик Янссон. Фото: Валерий Поташов

– У нас сложились хорошие отношения с лидерами диаспор, проживающих в нашем муниципалитете. Очень важно иметь такую связь для того, чтобы предотвратить возможный риск криминальной активности, хотя, конечно, если сравнивать ситуацию в Нака с тем, что происходит в Ринкебю, то там все-таки процент иммигрантов в разы выше, – заметил Ян-Эрик.

– Я встречаюсь со многими молодыми людьми, которые переехали в Швецию из Афганистана и Сирии. Большинство из них хотят работать и интегрироваться в шведское общество. Мне кажется, их ждет хорошее будущее, и лишь немногие из них связаны с каким-то криминалом, – добавил политик.

Один из тех, кого можно назвать успешно интегрировавшимся в шведское общество – выходец из семьи афганских эмигрантов Мустафа Паншири, который как раз вырос в коммуне Нака и даже ходил в одну школу с сыном христианского демократа Яна-Эрика Янссона. Несколько лет Мустафа служил в шведской полиции, а когда в страну хлынул поток беженцев из Афганистана, решил заняться общественной деятельностью и помочь молодым соплеменникам адаптироваться к шведской жизни. Он снял с себя полицейскую форму и ездит теперь по разным уголкам Швеции, где встречается с молодыми афганцами и рассказывает им о традициях страны, куда они приехали жить.

Мустафа Паншири считает себя афганским шведом. Фото: Валерий Поташов
Мустафа Паншири считает себя афганским шведом. Фото: Валерий Поташов

– Молодежи проще интегрироваться в шведское общество, – считает Мустафа. – Им проще принять ценности новой для них страны, чем их родителям. Это как если бы тебя всю жизнь окружала классическая музыка, а тебе вдруг приходится слушать хип-хоп.

– Но как ты считаешь, то, что происходит с молодыми иммигрантами – это интеграция или ассимиляция?

– В Швеции немало дискутировали по этому поводу. Многие шведы очень болезненно реагируют на слово «ассимиляция», его не любят и стараются избегать. Среди политиков его используют, в основном, «Шведские демократы» (националистическая правая партия, выступающая за ограничение приема мигрантов – прим. «Черники»), остальные предпочитают говорить об интеграции. Я лично считаю, что речь идет об адаптации. Но в этом вопросе есть два важных момента.

Первый из них связан с тем, до какого предела шведское общество готово принимать культурные особенности мигрантов. Скажем, человек приехал из страны, где мужчины и женщины плавают в разных бассейнах, и в Швеции для таких людей вводят разные часы для плавания в бассейнах. Второй момент относится к самим мигрантам – готовы ли они принять ценности и уклад шведского общества.

– А Вы сами кем себя сегодня ощущаете – шведом или афганцем?

– Это очень хороший вопрос, и я сейчас как раз пишу книгу об этом. Лично я назвал бы себя афганским шведом, хотя, например, лидер «Шведских демократов» Джимми Окессон считает, что такое невозможно, и человеку, живущему в Швеции, нужно выбрать свой идентитет. Но мне нравятся мои афганские корни, мне нравятся афганские музыка, еда и одежда. В то же время я люблю ценности шведского общества – свободу слова, гендерное равенство. Я интегрировался в шведское общество и не представляю для него угрозы.