В 90-е годы Константин Николаевский был в Карелии человеком известным и даже влиятельным. Как он сам говорит в те годы «всегда находился между бизнесом и журналистикой, что гармонично соединилось, когда стал владельцем и издателем газеты «ВСЁ» — первой в Карелии газеты бесплатных объявлений». Константин продал газету летом 2017 года и уехал, как он выражается, на «вольные европейские хлеба».
Вот его история:
«Вспоминая 90-е годы, первое, что приходит на ум — это то, что время было поистине уникальное. На одном небольшом отрезке времени размером с десятилетие мы прожили яркую жизнь, начиная от конца одного застоя и заканчивая другим.
Мы развалили и раздербанили на части Советский Союз, пережили не одну денежную реформу, почти полное отсутствие товаров на полках магазинов, гиперинфляцию, приватизацию и последующее закрытие заводов и фабрик… Прошли, как минимум, две войны. Остановили путч и развернули его в другое русло (а может так и было задумано?), расстреляли Верховный Совет.
А еще пересели с отечественных автомобилей на иномарки (не все, не все, разумеется!), появились современные музыкальные центры — из которых зазвучали первые коммерческие радиостанции…
Телевидение прошло тем же путем развития — до коммерческого кабельного и спутникового ТВ. Мы обзавелись сотовыми телефонами, отправились в первые зарубежные турпоездки… действительно всего не перечислишь…
В начале 90-х я был совсем молодым журналистом. Учился на журфаке «культурно-столичного» СПбГУ, на тот момент заочно. К этому времени успел поработать в качестве «внештатника» на Карельском телевидении, на радио, понемногу опубликовался почти во всех республиканских газетах. Денег такая работа приносила мало, в штат меня еще не брали, причем никуда, даже в «многотиражки». До сих пор не понимаю, почему они так назывались — малотиражные заводские газеты.
Фраза «хочешь жить — умей вертеться» была очень актуальна для той атмосферы 90-х годов. И все вертелись не только как умели, но и как могли. Деньги надо было зарабатывать и, кроме основной работы в студии видеомонтажа Карельского телевидения, я подрабатывал журналистом везде, где мог. Помню, в одном видеосюжете для популярной тогда молодежной телепрограммы «99-209» я был запечатлён с двумя микрофонами сразу: поскольку этот же репортаж также пошёл на карельское радио и в газету «Комсомолец». Одним выстрелом — трёх зайцев, но такое удавалось далеко не всегда.
Самая первая газета, куда меня все же взяли на постоянную работу, была «Онежская волна», многотиражка Петрозаводского радиозавода (не верьте тем, кто говорят, что корпоративные издания — это веяние «нулевых» лет). После работы на республиканские СМИ писать в заводскую газету — тоска зеленая. О чем писать? Что Петя Иванов наточил на своем токарном станке на 30 деталей в месяц больше, тем токарь, который занял второе место? И так из номера в номер…
Редактором газеты был Валентин Иванович Чуприна, за его плечами был Московский литературный институт имени Горького и отдел кадров радиозавода, где он начальствовал до момента создания газеты. Помню, что на собеседовании спросил его, почему газета так называется — «Онежская волна», ведь точно такое же название имеет популярная радиопередача на Карельском радио? «Да, — говорит Валентин Иванович, — есть такое дело, но ничего страшного, на заводе мы так решили, название понравилось».
Газету печатали в типографии имени Анохина и нам приходилось там дежурить, чтобы подписывать полосы в печать. В издательском деле не говорят «страница», говорят — полоса. Видимо, это повелось еще с тех пор, когда каждую страницу газеты отдельно набирали вручную из свинцовых пластин, потом покрывали краской и тоже вручную делали первый оттиск. Не понимаю тех, кому нравится запах свежей типографской краски, я его ненавидел всегда. Еще хуже было вляпаться в краску — в этот объект любви старых писак. Рубашку или костюм после этого можно было выкидывать, не отстирать такое дело — ни за что.
Там же в типографии я познакомился с государственной цензурой — в маленькой комнатке сидела женщина и вычитывала газету. Иногда что-то вымарывала, после чего статью надо было поправить и снова отдать в набор. Женщина эта была литсотрудником из комитета с улицы Андропова. Полосы, кстати, запрещалось выносить из типографии — на каждой из них ставился специальный штамп. В случае с нашей газетой мера по вычитке была оправдана — поскольку радиозавод был режимным объектом, и какую-то информацию, касающуюся количества работников в цехах, наименования и объемов продукции не стоило выносить за пределы предприятия в печатном виде. Цензуру по идеологическим соображениям в то время, а это был 90-й год, уже не осуществляли — шли последние годы перестройки.
Проработал я в «Онежской волне» недолго. Искал интересные темы, пытался рассказывать живо и даже чуть неформально — не только о производстве, но и о досуге работников завода.
Был, к примеру материал о том, что цех деревообработки во время обеденного перерыва превращается в тренажерный зал: ребята достают гантели, гири, штангу и «качаются». Рассказывал о танцевальном клубе при радиозаводе, куда приходили заниматься не только работники, но и жители ближайших районов. Естественно, для этого нужно было со всеми не просто перезнакомиться, но и разговорить собеседника. Люди были в то время более открытые, им очень хотелось, чтобы корреспондент газеты с ними не просто поболтал, но и попробовал все это на себе. В общем, я и железо тягал с парнями, и ламбаду танцевал с девчонками. А на заводе все чаще незнакомые мне люди на заводе стали здороваться со мной первыми и не просто кивком головы.
Однажды в переходе к одному из цехов меня остановила женщина, спросила, я ли тот новый корреспондент заводской газеты. «У нас, — говорит, — проблема, мы работаем в гальваническом цеху, где очень сильное превышение содержания в воздухе вредных частиц, вентиляция почти не функционирует, а работницы из-за этого постоянно болеют. В специальном журнале все отмечается в присутствии работников заводской лаборатории, но руководство не предпринимает никаких мер.» Мы с ней обстоятельно обо всем поговорили. Поскольку в то время сотрудничал с радио, у меня был с собой профессиональный диктофон — я записал наш разговор. А поскольку я был корреспондент и фотокорреспондент заводской газеты в одном лице, то я еще и отфотографировал журнал замеров. Статья получилась большая — на целую полосу, с фотоснимками. Перед сдачей материала зашел в цех, чтобы вычитать на предмет неточностей. Читали всем цехом, работницы кивали головами: «Все верно написано». Принес редактору, тот взялся за голову — такое публиковать нельзя. «Ты, говорит, меня без ножа режешь, у меня дыра в номере размером с полосу, мне ее закрыть нечем, а уже надо в типографию материалы сдавать.» «Но Вы же сами просили чего-нибудь «жареного» написать!», — отвечаю. «Да, — говорит, — но не настолько». В общем, материал вышел.
После этого началось: вызов меня «на ковер» к главному инженеру, потом к генеральному директору (которого, говорят, вообще никто никогда из простых рабочих живьем в глаза не видел, он как Ленин был — только на портретах). Вроде как в открытую ругать меня было не за что, поэтому вопросы были одни и те же: как, что, зачем и почему.
В итоге меня вызвала к себе заведующая заводской лабораторией, которая показала мне чистый журнал замеров: «Где Вы видите превышение ПДК (предельно допустимых норм концентрации) плавиковой кислоты в воздухе, как Вы пишете, в 212 раз? Фотографии ваши непонятно где и как сделаны, а у нас все зафиксировано в журнале, который подписан ответственными работниками».
В итоге шеф рекомендовал мне уйти «по-хорошему». За словом в карман не полез и в качестве превентивной меры объявил мне выговор за опоздание на работу: «Еще один выговор и уйдешь по статье, потом тебя вообще никуда не возьмут на работу. Это волчий билет будет, ты понимаешь?» Аргументы, что вчера оставался на работе дольше положенного, что у меня ненормированный рабочий день и что я утром уже был на заводе не действовали. В общем, я все понимал, как понимал и то, что старую трудовую могу «потерять», а в то время уже начинали брать на работу по профессиональным качествам, а не по трудовой или по рекомендации. Но скандалить не стал, да и бесполезно это было, поэтому написал заявлению «по собственному» и ушел…
Встретились мы с Валентином Ивановичем пять лет спустя. За эти пять лет произошло столько разных перемен, что если все описывать, то получится еще одна «Война и мир». Поэтому сразу перейдём к событиям 1996 года.
Я уже работал в газете «Весь Петрозаводск», которая была задумана как вечерняя городская газета. Но вечерняя жизнь в «городе П» тогда не была настолько буйной, как в последующее десятилетие — после работы люди спешили домой отдыхать и, откровенно говоря, им было не до новостей. Продажи в основном приходились на утро, где мы конкурировали с традиционными утренними газетами. Поэтому наше печатное издание из ежедневного очень скоро превратилась в еженедельник, а вместо названия «Весь Петрозаводск» крупными буквами было выведено «Вечёрка». Чтобы оправдать название, газету печатали в четверг вечером. В теории идея была неплоха, так как мы выходили в свет в «бутерброде» между двумя самыми популярными еженедельниками «ТВР» и «Петрозаводск», которые появлялись в киосках, соответственно, утром в четверг и в пятницу утром. Но на практике было невооруженным взглядом видно, что дни газеты сочтены: задержки зарплаты еще не стали нормой, но слухи о том, что денег нет, уже витали в коридорах редакции.
Очень выручала реклама магазинов «Ленторг», который стал ключевым рекламодателем. Иногда в редакции появлялся основатель «Ленторга» Василий Попов, они подолгу разговаривали с учредителями нашей «Вечёрки». В один прекрасный майский день нам было объявлено, что мы готовим какой-то особый номер, в который пойдут только самые лучшие и самые забойные материалы, этот выпуск бесплатный, тираж его будет 50 тысяч экземпляров, а называться он будет — «Губерния». Так умерла одна газета и родилась другая. Коллектив журналистов и технических работников остался прежний, но был усилен новыми руководителями.
После этого ко мне подошел Вениамин Слепков, он отвечал в «Вечерке» за рекламу и, надо сказать, свою работу делал блестяще.
Но не все находилось в руках руководителя рекламной службы, надо чтобы рекламоноситель был солидный и «нужный». Веня сказал, что он не хочет работать в «Губернии» и напомнил про разговор, когда я приглашал его на аналогичную должность в газету объявлений, которую еще только планировал создавать. «Я согласен, — сказал Вениамин, — но только с условием, что я буду не наемным сотрудником, а совладельцем «50 на 50». Я ответил ему, что это будет возможно, если название будет ярким и цепляющим. «Но ты ведь хотел, чтобы газета называлась «ВСЁ». Я возразил, что «ВСЁ» уже есть, в Мурманске, а нам надо придумать другое название.
«Ну одна газета там, другая — здесь, ничего страшного!» Я подумал, что где-то раньше уже слышал эту фразу, но так и не вспомнил, при каких обстоятельствах, и мы на пару отправились регистрировать СМИ.
А Валентина Ивановича я встретил в приемной директора типографии, когда мы с Вениамином пришли подписывать договор. Выяснилось, что он будет редактором филиала крупного издательского холдинга — газеты бесплатных объявлений «Из рук в руки». Но только «руки» в Карелии так и не взмыли вверх. Мы конкурировали жестко и опережали по всем позициям. А через пару лет Валентина Ивановича сняли с должности.
Но это уже не имело значения, 90-е годы приближались к своему концу…»
В нашем проекте это очень интересная история, но не последняя. Есть и еще не менее интересные. И скоро вы с ними познакомитесь. А если и у вас есть что нам рассказать, то всегда ждём писем на электронный адрес [email protected]. До встречи!
