Казус судебной журналистики в России

987
Источник фото: https://cdn.tvc.ru

Судебная журналистика, как жанр, если не умерла в современной России, то находится в глубокой коме. В данном случае пациент скорее мертв, чем жив.

Сталкиваясь с освещением в прессе того или иного судебного дела, мы чаще всего упираемся в следующий алгоритм подачи материалов:

1) освещение только и исключительно стороны обвинения/версии следствия;

2) демонстрация одетого в форму сурового вида пресс-секретаря того или иного силового ведомства, обязательно с «увесистыми» погонами;

3) использование оборотов: «следствием собрана достаточная доказательная база», «в суд представлены неопровержимые доказательства вины» и т.д.;

4) указание на тождественность личности защитника с личностью его подзащитного.

Таким образом новостная лента формирует в сознании зрителя/читателя/пользователя ощущение, что государственная машина беспощадна, но справедлива. Журналисты избегают интервью с адвокатами, не выясняют позицию обвиняемых или подсудимых, тем самым допускают, на мой взгляд, необъективность в своих журналистских материалах. Фактически вместо всестороннего освящения событий российская пресса, как сложилось у меня впечатление, стала дублировать функции пресс-служб силовых ведомств или судов.

Такое положение дел, по моему убеждению, не может благоприятно влиять на печальную статистику оправдательных приговоров в нашей стране, число которых упорно стремится к нулю. Речь не идёт о том, чтобы журналисты могли влиять на ход или исход того или иного дела. Оказание любого давления на следствие или правосудие, с моей точки зрения, в т.ч. при помощи манипуляции общественным мнением, недопустимо.

Твитты главредов в стиле «разбираются, потерпите» по поводу громких уголовных дел должны пресекаться, причем внутри самого журналистского сообщества. Но вместе с тем следствие и суд должны быть готовы к тому, что следственные и судебные процессы, вопрос соблюдения прав человека, баланс соблюдения этих прав будут находиться в зоне повышенного внимания СМИ и общества. Речь идёт только об этом. Подобное внимание к судебному процессу или следствию будет стимулировать участников к качественной работе по делу.

Кроме того, в отличие от адвоката, осуществляющего роль защитника в суде, а тем более в отличие от подсудимого, журналист, пусть и не в рамках процесса, но может задать

вопрос прокурору, поддерживающему государственное обвинение. Журналисты очень редко пользуются такой возможностью, а совершенно напрасно, как я полагаю.

Адвокат при осуществлении защиты по уголовному делу часто сталкивается с тем, что обвинение в отношении доверителя сформулировано некорректно, абстрактно и двусмысленно, что противоречит требованиям закона, регулирующего уголовный процесс. Иначе говоря, зачастую в суд поступает обвинительное заключение или обвинительный акт, представляющий собой набор несогласованных предложений, из содержания которых можно только строить догадки о том, в чем же именно обвиняют человека. Даже если такое обвинительное заключение отправлялось прокурору на так называемый дослед, то зачастую такое постановление суда отменялось. И адвокат, увы, лишён возможности задать напрямую вопросы по предъявленному обвинению. А вот журналист или корреспондент такую возможность имеет.

Я не готов прогнозировать статистику, но, по моему убеждению, при таком подходе к своему ремеслу нашей «четвертой власти» некоторое количество уголовных дел или не дошло бы до суда, или было бы прекращено в суде. Некоторые дела не были бы даже возбуждены за их полной абсурдностью. Впрочем, это лишь мое личное мнение.

Примеров может быть много. В том числе среди совершенно недавних резонансных уголовных дел. Я не могу их комментировать, этого мне не позволяет Кодекс профессиональной этики, но ссылаться на них могу.

Скажем, дело Голунова. Оно рассыпалось прямо на глазах после повышенного внимания к нему средств массовой информации. Его можно считать показательным. Но каждый адвокат каждый год защищает не по одному подзащитному, в уголовных делах которых огромное количество нестыковок и сомнений, оставленных следствием. И эти дела остаются либо без внимания журналистского сообщества, либо, напротив, освещаются с обвинительным уклоном, то есть описанным выше способом.

Надеюсь, эта тенденция в ближайшее время изменится. Хотя моя надежда основана только на патологическом оптимизме и наступлении эпохи информационно-технической революции.

Николай Флеганов.

Специально для «Черники».