Не хочу гадать, как сложилась бы судьба финской государственности, если бы в конце 1917 года ее не признал первым Совет народных комиссаров Советской России во главе с Лениным, а зимой 1939-40 гг. финны не отстояли бы свою независимость в войне со Сталиным, потеряв при этом значительную часть территории страны в Северном Приладожье и на Карельском перешейке. Во всяком случае, запустение и разруха на бывших финских землях в российской Карелии, за исключением, пожалуй, только побережья Ладожского озера, которое давно облюбовали богатые жители Санкт-Петербурга, не дает оснований предположить, что картина в других уголках Финляндии выглядела бы лучше.
Как бы там ни было, принятое 99 лет назад финским парламентом обращение сената к народу Финляндии, которое стало, по сути, декларацией о ее государственной независимости, дало финнам исторический шанс, и они его не упустили. Образно говоря, в декабре 17-го финны вытащили свой «счастливый билет» и не отдали его никому, хотя его пытались отнять. У карелов этот шанс тоже был – в 1918 году, когда в селе Ухта началось формирование независимого карельского правительства, однако вошедшие спустя два года в село красноармейцы положили конец ухтинской «вольнице», и единственное, что смогла предложить карелам «взамен» Советская Россия – создание в 1920 году национальной автономии под наименованием Карельская трудовая коммуна. Все остальные попытки сторонников карельской независимости напомнить Ленину о праве народов на самоопределение были жестко пресечены красноармейскими штыками.
К чему пришли два родственных народа за почти вековую историю Финляндской республики и Республики Карелия, думаю, очевидно. Достаточно сказать, что численность карелов в России, а две трети из них проживает в Карелии, сократилось с более чем двухсот тысяч человек до шестидесяти тысяч (в «национальной» республике их осталось около 45 тысяч), тогда как финское население Финляндии выросло почти на два миллиона человек.
Соседняя с Карелией страна в отсутствие нефти и газа смогла построить конкурентоспособную экономику, которая позволила обеспечить один из самых высоких в Европе уровень благосостояния граждан. В последнем рейтинге экономической конкурентоспособности государств мира, обнародованном Всемирным экономическим форумом в октябре нынешнего года, Финляндия заняла десятое место, ненамного уступив Японии и США и значительно опередив Францию и Китай. Для сравнения скажу, что России в этом рейтинге пришлось довольствоваться лишь 43 строчкой. Настолько же велик разрыв между нашими странами и в развитии человеческого потенциала: согласно исследованиям ООН, в прошлом году Финляндия по этому показателю заняла 24 место, а Россия только 50-е.
Можно найти разные объяснения тому, как «страна лесорубов» всего за несколько десятилетий превратилась в одного из мировых лидеров инноваций, которую теперь чаще узнают не по ее качественной бумаге или пиломатериалам, а по электронным девайсам и ультрасовременному промышленному оборудованию. К слову сказать, из своего леса финны даже умудрились получить бионефть, и только падение мировых цен на ископаемые углеводороды, остановило ее промышленное производство. Однако, на мой взгляд, главной причиной такого прорыва стал пресловутый «человеческий капитал», к которому в Финляндии отнеслись куда расчетливее, чем в России. Миллионы людей по всему свету никогда не заговорили бы по мобильным телефонам Nokia, если бы в тяжелые для страны времена конца прошлого столетия финское государство не вкладывалось в образование и социальную сферу.
Не могу не отметить еще одно важное обстоятельство: «человеческий капитал» не дал бы такого эффекта в стране, пораженной коррупцией, а Финляндия традиционно входит в тройку государств с минимальным ее уровнем. Простой пример: рассказывая своей финской знакомой анекдот про «гаишника», который собирает «дань» с водителей, я так и не смог объяснить, почему те дают ему взятку, а он ее берет. Но попробуйте представить современный российский бизнес без привычных уже «откатов» и «распила бюджета».
Стоит ли после этого удивляться, что при всех разговорах о необходимости переходить к инновационной экономике, Россия по-прежнему привязана к нефтяной трубе, а пульс рубля бьется в одном ритме с мировыми ценами на «черное золото». Не имеющей своих нефтегазовых месторождений Карелии в такой ситуации приходится валить лес и добывать камень, оставаясь, по сути, тем, чем она была все минувшие девяносто с лишним лет – «сырьевой окраиной» в «сырьевой стране».
Однако соседство с вполне благополучной Финляндией будет всегда заставлять население приграничной республики сравнивать свою жизнь с той, которая протекает по другую сторону границы. И какие бы ужасы не пыталась рассказывать об этой жизни российская телепропаганда, они, навряд ли, напугают жителей Карелии больше, чем стаи волков, разгуливающих по лесным поселкам, где зачастую нет ни проезжих дорог, ни электричества. Возможно, когда-нибудь это сравнение и заставит задуматься обитателей «сырьевой окраины», почему столетие своей государственности соседняя страна будет праздновать на собственные доходы, а приграничная российская республика – на то, с чем с ней поделятся в Москве.
