Мой школьный и университетский приятель, уезжая четверть века назад в Финляндию, шутил, что вернется на родину, когда в Петрозаводске откроется «Макдоналдс». С тех пор в нашем городе появились несколько закусочных известных западных брендов, однако приятель возвращаться в Карелию не спешит. Как оказалось, открытие «Макдоналдса» вовсе не означает, что республика стала ближе к Западу, даже, несмотря на свою самую протяженную среди российских регионов границу с Европейским союзом.
В начале 90-х я и сам подумывал об отъезде из страны, где уже началась агония советского режима с отчаянными попытками удержать расползающиеся прибалтийские и кавказские окраины. Соседство с небольшим, но вполне благополучным европейским государством убеждало, что не военная мощь и не огромная территория определяют качество жизни населения, однако даже принятие за год до августовского путча Декларации о государственном суверенитете Карелии не обещало для нее особых перемен в «союзе нерушимом республик свободных», где нерушимость этого союза советская империя отстаивала десантом и бронетехникой.
Когда танки появились уже на улицах Москвы, а по радио стали объявлять о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению, казалось, что у тебя вот-вот отберут даже тот клочок политической свободы, который позволял выбирать независимых от коммунистической власти депутатов, выпускать неподцензурный самиздатовский журнал и устраивать пикеты, не требовавшие согласования советских чиновников. Однако москвичи встретили танки баррикадами, а тысячи жителей Петрозаводска вышли на главную площадь города, чтобы поддержать тех, кто выступил против ГКЧП в столице, и даже мой друг, не слишком интересовавшийся политикой, забрался в тот вечер на одну из заводских труб, чтобы вывесить на ней российский триколор, который стал в августе 91-го символом сопротивления путчистам.
Родившаяся под залп «Авроры» и казавшаяся многим вечной советская империя рухнула в одночасье под музыку «Лебединого озера», звучавшую в день путча на Центральном телевидении, хотя де-юре Советский Союз прекратил свое существование только под Новый год. Один полковник КГБ назвал впоследствии распад СССР «крупнейшей геополитической катастрофой XX века», но именно она заставила меня остаться на родине. Никакой катастрофы двадцать пять лет назад не ощущалось. По крайней мере, в Карелии. Скорее, это было время надежд – на новую республику и на новую страну, но эти надежды нельзя было доверять бывшим придворнослужителям, которых многие сочли за реформаторов.
Мало кто в августе 91-го мог себе представить, что из обломков советской империи будет построена новая – с закомплексованным на собственном величии самодержцем, с такой же правящей партией, с разнузданной опричниной и почти поголовным холопством. Хотя что можно было ожидать от бывших партаппаратчиков и чекистов, взращенных советской системой и по стечению обстоятельств получивших в свои руки рули государственного управления, или от миллионов соотечественников, не имевших почти никакого опыта демократии? Открытый в Петрозаводске «Макдоналдс» оказался такой же иллюзией западной жизни, как многопартийные выборы в республиканский парламент, который сегодня больше похож на боярскую думу при царском наместнике.
Но самое печальное – от прежних надежд почти ничего не осталось, кроме воспоминаний о дождливом августовском дне 91-го и живых лицах тех, кто ощутил себя – пусть и ненадолго – свободным гражданином…
