Он не похож на беженцев, которых мы привыкли видеть в телевизионных репортажах о нашествии мигрантов из Северной Африки и Ближнего Востока, поглотившем «старую добрую Европу». Мы встретились с профессором Дамасского университета Мохамадом Хайтамом Аль Нашефом в Шведском институте в Стокгольме, где он сегодня работает переводчиком, но если бы до этого я увидел его в толпе прохожих или метро, то принял бы скромного, голубоглазого бородача за шведа или европейского туриста, приехавшего побродить золотой осенью по романтичным узким улочкам Гамла Стана.
Три года назад этот тихий, интеллигентный человек плыл в Грецию на суденышке, набитом до отказа сирийцами, которые спасались в Средиземном море от гражданской войны и наступления террористов. Он потерял дом и надеялся обрести в Европе убежище для себя и своей семьи, которая тогда ждала его в Дамаске. «Мне повезло, – считает Мохамад Хайтам Аль Нашеф. – Но я все равно остаюсь беженцем».
О своем пути к спасительным европейским берегам, о том, почему вспыхнула война в Сирии, и кому она нужна, бывший преподаватель университета рассказал журналисту «Черники».
– Как профессор из Дамаска оказался в Швеции? C чего началось Ваше бегство в Европу?
– С того, что я заказал авиабилет из Ливана в Турцию. В 2014 году граница была еще открыта, и можно было без особого труда попасть в Ливан. Это сейчас нужна виза, наличие при себе тысячи долларов и гостиничная бронь, а в то время никаких сложностей с пересечением сирийско-ливанской границы не возникало. Я доехал на машине из Дамаска до аэропорта Рафика Харири в Бейруте и вылетел в Стамбул.
У меня был с собой телефонный номер человека, который должен был мне помочь перебраться в Европу. Я позвонил ему, он поинтересовался, кто дал мне его номер, и мы договорились встретиться. Он согласился переправить меня на деревянном судне в Грецию за 2 200 евро, но рейса пришлось ждать еще несколько дней. Наконец, он сообщил, что судно выходит, и чтобы я был готов к отплытию.
Только тогда выяснилось, что вместе со мной плывут еще десятки людей, которых стали набивать в судно, как сельдь в бочку. На судне не было никаких скамей или стульев, мы могли лишь держаться на ногах. Наше путешествие началось около двух часов дня, а пристали мы к берегу около трех-четырех часов ночи. Это был конец июня, стояла ужасная жара, а с собой нам разрешили взять только бутылку воды. Всего нас было 72 человека, в том числе – женщины и дети.
В таких условиях мы достигли Бодрума, где нам пришлось идти около двух часов через заросли кустарника, пока мы опять не вышли к морю. Там нас ждал другой мужчина, который разбил нас на группы по пять человек и стал перевозить на резиновой лодке на яхту, стоявшую на якоре метрах в трехстах от берега. Кое-как расположившись на этом судне, мы отплыли к острову Кос. Я не знал, куда мы плывем, но у некоторых беженцев были с собой мобильные телефоны с навигаторами, и они отслеживали наш маршрут. Путешествие к этому острову заняло несколько часов, и, как только яхта подошла к более или менее удобной бухте, нас снова заставили прыгать в лодку и плыть к берегу. Избавившись от пассажиров, судно поспешило уйти.
Никто нас на берегу не ждал. И, вообще, оказалось, что нас высадили на небольшом пляже, окруженном со всех сторон отвесными скалами. Выбраться с этого пляжа можно было только по морю. Кто-то пытался дозвониться по мобильным телефонам до береговой охраны, до службы спасения и даже до ООН, но все было бесполезно. Нам пришлось заночевать прямо на берегу. Люди были в отчаянии, положение выглядело безвыходным.
На следующее утро я попытался вместе с группой молодых людей забраться вверх по скале, чтобы хотя бы оглядеть окрестности. Однако когда нам удалось залезть на вершину скалы, то обнаружилось, что вокруг нет ничего, кроме гор. Солнце палило нещадно, у нас не было ни капли воды, но самое ужасное заключалось в том, что пути назад у нас тоже не было – спуститься со скалы на пляж мы уже не могли. Нам оставалось только карабкаться дальше. И нам повезло – через несколько часов мы заметили в горах маленький домик, добраться до которого стало нашей целью.
Домик оказался пасекой, но там было главное – вода. Мы нашли на пасеке какой-то резервуар, и хотя вода в нем была грязная от пыли, я просто окунул в нее лицо и стал жадно пить. Воды было много. Мы обливались ей, чтобы хотя бы немного смыть с себя пот, и в это время кто-то крикнул нам: «Эй!». Это был местный житель, который что-то пытался нам говорить по-гречески, но мы его не понимали. Мы тоже начали ему объяснять, кто мы такие и чего хотим, однако единственные слова, которые он понял, были «полиция», «телефон» и «Сирия».
Мужчина отвез нас на своем пикапе в ближайшую деревню, где находился полицейский участок, но оказалось, что это был выходной день, а по выходным полицейский участок в деревне закрыт. Пока мы ждали приезда полиции, местные жители принесли нам сока и еды, и мы смогли, наконец, утолить голод и жажду. Через час за нами приехала полицейская машина, которая отвезла нас в лагерь для беженцев, но перед этим мы сообщили полиции, что на побережье остаются еще десятки людей, и за ними выслали катер.
В лагере для беженцев я провел дней пять, после чего мне выдали документ, позволявший находиться в Греции в течение полугода. Я решил добраться до Афин вместе с теми же молодыми людьми, с которыми меня свела судьба в горах на острове Кос. У меня еще оставались деньги, которые я взял с собой из Сирии, и мог заплатить за билет на судно до Афин. В греческой столице мы устроились в недорогом отеле и стали обзванивать людей, которые могли бы помочь нам с документами и авиабилетами для дальнейшего пути.
Я встретился с одним из таких людей в кафе, он показал мне самые разные паспорта с видом на жительство, которые я могу у него заказать, и запросил за свои услуги 3 200 евро. Мы договорились созвониться позже, но когда я выходил из кафе, ко мне подошел другой мужчина, который, по всей видимости, наблюдал за нашим разговором и доверительно произнес: «Не нужно платить ему эти деньги». «Почему?», – удивился я. «Потому что вам нужна всего лишь идентификационная карта с вашим фото, – ответил мужчина. – У вас голубые глаза, поэтому не будет никаких проблем. Попробуйте! Это обойдется вам всего в 200-300 евро». «Но где мне достать такую карту?», – спросил я у этого человека. «Не беспокойтесь, я все устрою!», – пообещал мужчина.
– Это был его бизнес?
– Да, это бизнес. Мне довелось встретить немало выходцев из Сирии, Ирака и Палестины, которые получили вид на жительство в Голландии или Бельгии, но вернулись в Грецию, чтобы делать деньги на беженцах. Они арендуют апартаменты за 300-400 евро в месяц, а потом сдают в них места для ночлега. В каждой комнате таких апартаментов могут обитать по 4-5 человек, которые платят за свое место по 100 евро. Это очень прибыльный бизнес.
И я тоже воспользовался услугами человека, который предложил мне изготовить поддельную идентификационную карту. Мы сторговались на двухстах евро, после чего он дал мне телефон своего знакомого, который помог мне забронировать авиабилет в Париж.
– А куда Вы, вообще, стремились попасть?
– Моей главной целью была Великобритания, потому что я знаю английский, и у меня не возникло бы сложностей с языком. Швецию я рассматривал, как запасной вариант. Но до Великобритании нужно было добираться через Францию.
Я приехал в афинский аэропорт с поддельной идентификационной картой и когда проходил контроль, у меня вдруг спросили: «Как Ваше имя?». Я не знал, что ответить, и сказал: «У вас есть моя карта, можете ее прочитать». На какую-то минуту я замер от страха. Но меня не остановили, и я оказался на борту самолета, который вылетал в Париж. Поддельная карта сработала!
Добравшись до Франции, я связался с людьми, которые занимались переправкой беженцев в Великобританию. Но все они предупредили, что мне придется нелегально пересечь Ла-Манш через подводный тоннель на каком-нибудь грузовике, а до этого – ждать удобного момента в палаточном лагере на побережье. Гарантий никто не давал – на пути нас ждали несколько проверок с собаками, где меня могли обнаружить и задержать. После нескольких телефонных звонков я решил не рисковать и прямо в парижском аэропорту купил билет в Стокгольм.
А в аэропорту Стокгольма со мной произошла забавная история. Я не знал, что он называется Арланда, и когда приземлившийся самолет медленно подкатывал к терминалу с наименованием аэропорта, меня охватил ужас. Я подумал, что сел не на тот рейс и попал в Ирландию. Но, к счастью, это была Швеция.
Никакого паспортного и таможенного контроля тогда проходить было не нужно. Я вышел из аэропорта, сел в автобус, добрался до офиса миграционной службы и сообщил, что я беженец из Сирии.
– И этого оказалось достаточно?
– Да, тогда в Швеции уже хватало беженцев из самых разных мест. Я дал свой настоящий паспорт, а мне выдали рюкзак с самым необходимым, сообщили код от комнаты, где я могу переночевать, время обеда, ужина и завтрака. Утром со мной побеседовали, сфотографировали и взяли отпечатки пальцев, а на следующий день отправили в Евле, который находится немного севернее Стокгольма. Все оказалось замечательно, правда, постоянный вид на жительство в Швеции я получил только через 11 месяцев.
– Сложно ли было Вам, выходцу из Сирии, страны с совсем иными культурными традициями, адаптироваться к шведской жизни?
– Я учился в Австралии, а это – мультикультурная страна, поэтому соприкосновение с другими культурными традициями для меня не ново. Но для многих беженцев из Сирии или Ирака это, действительно, тяжело. Наверное, это сравнимо с ощущениями, которые испытали в США первые переселенцы с Ближнего Востока. Для них это был культурный шок.
Для меня самым сложным в Швеции оказалось длительное пребывание в лагере для беженцев. Вот это был настоящий ад! Потому что в лагерь попадают люди с самым разным прошлым, и с кем-то из них у меня порой возникали стычки. Лагерь – это наркотики и другие отвратительные вещи, от которых мне приходилось постоянно себя защищать. Нужно было искать выход из этого ада, и однажды я увидел объявление международной образовательной корпорации Berlitz, которой понадобился преподаватель арабского языка. Я послал им по электронной почте свое резюме и отправился на собеседование в Стокгольм. Моя кандидатура их вполне устроила, и хотя у меня еще не было постоянного вида на жительство, я получил эту работу и смог уехать, наконец, из лагеря для беженцев.
– В Дамаске Вы преподавали в университете, а в Швеции Вам, по сути, пришлось начинать все с нуля. Что заставило Вас бросить прежнюю жизнь в Сирии?
– Я потерял дом, и это было главной причиной, почему я покинул Сирию. Если бы у меня было жилье, я бы, наверное, остался на родине. В 2011 году я купил для своей семьи новый дом, а на следующий год в него попала мина. Район Дамаска, где мы жили, оказался под огнем боевиков, и им накрыло не только мой дом, но и дома моих соседей. Мина влетела к нам через балкон, пробила стену моей спальной и взорвалась в детской. Жена с детьми в это время обедали на кухне в другой части дома, это спасло им жизнь, но мы остались без крова над головой. Нам пришлось снимать жилье, и весь следующий год мы скитались по разным местам. Цены стремительно росли, и вскоре нам не стало хватать денег, чтобы заплатить за аренду. До войны я был вполне состоятельным человеком. Я получал около 2,5 тысячи долларов в месяц, но инфляция съела эту сумму. Моя сирийская зарплата уменьшилась до двухсот долларов, и я уже не мог обеспечить свою семью. Тогда я решил, что мне нужно попасть в Европу и затем вывезти туда жену и детей.
– Ваша семья сейчас с Вами?
– Да, она уже здесь. Я смог перевезти своих близких в Швецию, как только получил постоянный вид на жительство.
– Скажите, а когда Вы жили в Сирии, Вы задумывались над тем, что происходит в стране? Вы интересовались политикой?
– Нет. Вы же знаете, что в Сирии всего одна партия. И нам с детства внушали, что всем в стране руководит эта партия, и нам не нужно думать ни о чем другом. Сейчас у нас стало чуть больше свободы, появились новые партии. Но лично мне все равно, сколько у нас партий, если мы живем в мире, у нас есть работа и крыша над головой. Ситуация в стране была нормальной, а сегодня в Сирии более миллиона погибших, разрушено 2,3 миллиона домов, и около 6 миллиона беженцев рассеяно по миру.
– Что же произошло с Сирией, где, как Вы говорите, ситуация была нормальной?
– Как мне представляется, главная причина сегодняшней войны – газопровод, который Катар в сотрудничестве с Саудовской Аравией и США планировал проложить через территорию Сирии в Турцию, чтобы поставлять свое топливо в Европу. Если бы это произошло, Катар стал бы поставлять природный газ на европейский рынок по более низким ценам, чем Россия, и Россия столкнулась бы с серьезной экономической проблемой, потому что ее экономика во многом зависит от газовой трубы. Президент Сирии оказался в щекотливом положении, поскольку его связывает с Россией давняя дружба, а в случае отказа участвовать в катарском проекте оппозиция попыталась бы его сместить, что в итоге и произошло. Но какими окажутся последствия этого, мне кажется, никто не ожидал.
Когда-то Дамаск считался одним из самых безопасных городов мира. Во время моей учебы в Австралии моя жена совершенно спокойно могла отправиться вечером с детьми в ресторан и вернуться домой заполночь, а сегодня даже бородатые мужчины боятся днем выйти на улицу. Кто от этого выиграл? Только тот, кто делает деньги на войне и на беженцах…
