Люди, у меня вопрос. Не сложный, но с подковыркой. Можно даже сказать, глупый, но не совсем. В некотором роде даже провокационный, хотя и не очень. Одним словом, вопрос такой: считаете ли вы себя кровожадными?
Сейчас поясню. Считаете ли вы, что четыре года колонии – это не много? Ну, не десять же, не пятнадцать, всего четыре. У Гая Ричи есть фильм «Рокнрольщик». Там один из героев отсидел эти самые четыре года в тюрьме. И в конце, узнав по чьей вине с ним произошла эта неприятность, он убил поганца. Потому что четыре года в тюрьме, по мнению англичанина Ричи, это ад. Это типа ужасно. Это были страшные, долгие годы. А я смотрел и ловил себя на мысли, что какая-то неадекватная реакция у мужика.
Ведь для нашей генетической памяти четыре это совсем не много. Раньше-то у нас бывало, помните? При хозяине. Десять лет без права переписки. Хлоп и исчез человек. Восемь лет пустяком считалось. Вернулся из вражеского плена, а тебя хвать за шиворот и на Колыму. Три колоска спер – милости просим до Магадану. Власть поругал – расстрел. Суровое было время, зато, порядок какой. Сейчас же многие по тем временам скучают. Разве нет?
Сами воруют и сами же скучают. Типа, клептомания. Хотят не воровать, но не могут и понимают, что без Сталина их не остановить. Тут откатик, здесь взяточка, там схемочка. Вот знали бы, что расстреляют, так ведь, глядишь, и подумали бы сначала. Знали бы, что пятнашечку огребут, поостереглись бы. А при вольнице-то при нашей, при вседозволенности как ни украсть? Практически, невозможно.
Я к чему разговор этот затеял. Читаю, просто, комментарии к текстам и вижу в них, так сказать, отражение народного сознания. Заходит разговор, скажем, о бывшем неравнодушном депутате Заваркине, которого признали сепаратистом за то, что он на митинге предложил созвать референдум, чтобы присоединить Суоярви к Финляндии. Его тогда к штрафу приговорили. А комментатор – патриот, государственник, антилибераст и противодерьмократ пишет: «Мало ему дали, я бы его на лесоповал отправил чифирь заваривать и пилой махать».
Вот так за фразу на лесоповал. Не год условно, не штраф, не химия какая-нибудь, а сразу лесоповал и чифирь. О том, чтобы признать человека невиновным и вовсе речи нет. Такие вот у гражданина комментатора масштабы. Он привык к настоящим мерам наказания, а не к фигне на палочке. И после таковых слов я сижу и думаю: «Вот же они какие – люди с имперским мышлением. Для них человека стереть, что высморкаться. Страшные люди».
Но вот заходит речь о другом персонаже, о бывшем чиновнике, и уже другой комментатор – либерал, демократ и пламенный борец с тоталитаризмом пишет, что чиновник тот бывший, наверняка, коррупционер, и нары по нему плачут. Типа чифирь, пила, лагерная пыль и все такое. Не судить и разобраться, не пару лет условно, не штраф – нет. А обязательно нары. И я, бедный, хватаюсь за голову и бормочу: «А какая же между нами разница?»
Мне-то хотелось думать, что основное наше различие заключается в гуманизме. Либерал, мол, уважает человека, ценит личность, и в его жизненных установках тюрьма – это некое крайнее, страшное средство. Должны же быть другие, более гуманные, рычаги воздействия на тех, кто нам не нравится. Увольнение там какое-нибудь, штраф, запрет занимать руководящие должности. Нары и лесоповал – это только тогда, когда уже реально край. Но поройтесь в себе: чего в глубине души вы желаете тем, кого считаете вашими идейными противниками? Нет-нет, конечно, суда. Я понимаю. А потом? Какого решения суда вам бы хотелось? Если срок будет условным, вы расстроитесь или нет? Ведь хочется, наверняка, чтобы врага закатали реально. Или я не прав?
Какое чувство мы испытываем, когда нам сообщают об аресте очередного коррупционера? Горечь, жалость, недоумение или злорадство? Злорадство, что вот же, наконец-то еще один. Вот бы их всех. Всех без исключения, кроме одного, который единственный честный и всех однажды пересажает. При этом, мы то ли не боимся, что при таком раскладе однажды может прилететь и нам. То ли, будучи прирожденными фаталистами, считаем, что, коли прилетит, то, значит, так тому и быть.
Мы хихикаем над норвежскими тюрьмами. Мы недоумеваем, глядя на эти комнаты с нормальным туалетом и письменным столом. Какое же это наказание? Нам хочется, чтобы людей наказывали посуровей. Чтобы зима мороз, лесоповал, понос, параша и вокруг зэки с заточками.
Я как-то пожалел в одной из заметок шестерых осужденных, а мой интеллигентный друг – бизнесмен в сердцах написал мне: «Эти люди – преступники!» и упрекнул меня в продажности. То есть, ему было мало, чтобы их отстранили от рычагов влияния, он хотел непременно заточения и чтобы на подольше. А милость к падшим это не к нам. Это к Пушкину. К Александру Сергеевичу. Но его уже застрелили.
