Один карельский журналист, точнее – представитель журналистского сообщества, отписал небольшой пост в соцсети: «Никогда не был ни соратником, ни сподвижником г-на Попова. Но не испытываю ни капли радости от этого (о выдаче по запросу российской генеральной прокуратуры) решения Верховного суда Финляндии. Просто хотя бы оттого, что нет у Василия в России (и особенно в Карелии!) ни одного шанса на правый суд. Пойдет по беспределу». Констатировал, так сказать, абсолютное неверие в «правость» российской и уж особенно карельской системы правосудия. Причин, однако, не указал. А ведь тут могли бы, наверное, фигурировать и непрофессионализм, и зависимость от следственных органов, и податливость с учетом позиции прокуроров, и телефонное право, граничащее с самыми разнообразными коррупционными проявлениями.
Интересно, что было бы, если кто-то из судей, а точнее – представителей судейского сообщества воспринял все это исключительно на свой счет. И предложил бы разобраться, а нет ли в публичном пассаже … дискриминации и вообще унижения чести и достоинства лица или группы лиц по профессиональному признаку.
Но автор поста в последующих комментариях уточнил свои воззрения: «Все дело в том, что на их месте (тех, кого «прессуют») можем оказаться мы с вами. И тоже не будем иметь ни одного шанса доказать свою невиновность». Опять-таки не до конца понятно, почему журналист может оказаться на месте публичного политика. Особенно если он не ходит на митинги, не призывает свергать, разрушать или отделяться, не претендует на выборные должности. Вполне возможно, что просто таким образом в новую форму обличается максима о нецелесообразности зарекаться от сумы или тюрьмы. Дескать, вдруг кому-то не понравятся статья, репортаж или даже интервью. И этот кто-то запустит маховик неспешной машины-косилки, которая «срежет и измельчит» все живое, как и надлежит агрегату «для скашивания с одновременным расплющиванием и последующей укладкой на стерню в расстил или валок».
Понять логику происходящего, увы, несложно. Как и во многих нынешних случаях судебного преследования, в основе «процесса» лежит донос «неравнодушного гражданина». На этот донос уже дальше автоматически реагируют закононадзиратели и правоохранители. А реагируют они потому, что не могут не реагировать, ибо в стране существует полицейское законодательство, которое де-факто перечеркивает провозглашенную Конституцией свободу слова. При этом, как известно, Конституционный суд в России никак на эту ситуацию не реагирует. Что, в общем, неудивительно, учитывая реальный политический вес этой структуры в государстве, где всем заправляет «вертикаль власти».
Поэтому, с одной стороны, судьба каждого публичного лица потенциально предопределена и предрешена. Достаточно лишь время от времени вспоминать хемингуэевское «Не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе».
С другой стороны, все зависит от трех вещей. Во-первых, до какой степени «вертикаль власти» заинтересована в конкретном деле как в «показательно-устрашающем» акте. Во-вторых, до какой степени активно протестует либерально настроенная общественность. В-третьих, до какой степени мракобесны судьи в конкретно взятом городе или районе.
Кстати, в Петрозаводске ситуация выглядит в этом плане всё более ухудшающейся по сравнению со многими другими столицами субъектов федерации. Реакция на происходящее со стороны медиа – понятна и объяснима, но никак не помогает. Ибо каждое очередное на поверку оказывается прецедентным делом. И от его последствий зависит, будет ли у общественности возможность свободно обсуждать «шансы на правый суд», а, пожалуй, весьма скоро – и саму возможность высказывания в соцсети «по теме». Значит, стоит тщательно подбирать слова. А вот надобно ли оглядываться и бояться – решает каждый сам.
