Я не знаю Юрия Дмитриева лично. Я не был с ним знаком и никогда не встречался с Юрием в реальной жизни. Я знаю его только по результатам той работы, которой он посвятил всю свою жизнь и которая лично для меня очень много значит. Благодаря Юрию еще одним неизвестным в моей семье стало меньше.

Моего деда Василия Липпонена, отца моей матери, забрали 4 декабря 1937 года из деревни Хайколя, где он жил со своей женой и шестью детьми. Младшей в семье была моя мама, которой на момент ареста отца исполнилось всего два годика. Единственное, что она смутно запомнила об отце из своего детства, это то, как он взял ее на руки, прощаясь перед уходом. Уходом в вечность…

На момент ареста Василию Липпонену было 44 года. Он был членом ВКП(б) и председателем Луусалмского сельского совета в деревне Хайколя. Его обвинили по статье 58 в шпионаже в пользу финляндской разведки и в подготовке террористических актов против советских партийных работников. При обыске изъяли старое охотничье ружье со сломанным цевьем, несколько гильз, немного пороха и дроби – вот и весь его «террористический» арсенал.

В деревне Хайколя. Фото: Надежда Васильева
В деревне Хайколя. Фото: Надежда Васильева

До ареста, с 1930 по 1936 годы, мой дед успел побывать «на прорыве» в нескольких колхозах председателем: в Поньгогубском, Панозерском, Шомбозерском, в 1932 вступил в партию, а в 1936 году стал председателем сельсовета Луусалми. Считался крестьянином-середняком, имел в хозяйстве коня, четыре коровы, три овцы и пять гусей.

Следствие было недолгим, уже 21 декабря был готов приговор тройки НКВД Карельской АССР, а месяц спустя, в 4 часа утра 20 января 1938 года, деда расстреляли в Сандармохе. Реабилитировали его в 1957 году.

Спустя восемь дней после расстрела деда был арестован его старший брат – Филипп Максимович. Он был простым, беспартийным лесорубом, жил в селе Ухтуа. По приговору той же тройки расстрелян 3 апреля все в том же Сандармохе. Реабилитирован только в 1989 году.

Памятник на мемориальном кладбище «Сандармох» в Карелии. Фото: Валерий Поташов

Ни моя бабушка, ни мама, ни ее сестры и братья о судьбе отца ничего не знали. В конце 50-х получили только извещение о реабилитации. Где он был расстрелян, по какой причине и когда – в справке ничего не говорилось. В 90-х годах его детям, кто еще жив был на тот момент, присвоили статус пострадавших от политических репрессий.

Судьба деда и его политическая судимость самым неожиданным образом «аукнулась» мне в 1986 году, когда я служил в ВС СССР, в штабе 10 Отдельной Армии ПВО в г. Архангельске, где, будучи специалистом по картографии, я получал в Особом отделе допуск до работы с секретной документацией. Розовощекий лейтенант-особист, ехидно ухмыляясь, спросил меня: «Та-а-аварищ, солдат, а почему вы не указали в анкете, что ваш дед судим и расстрелян, как изменник и предатель Родины?»

Я ответил летехе, что дед реабилитирован, следовательно, его судимость, арест и расстрел были противозаконными. Аргумент особиста меня сразил наповал: «В нашей стране ни за что не расстреливают. А реабилитация – это так, чтобы с детей и родственников снять пятно предательства»! Вот так вот, просто и понятно объяснил. С тех пор я усвоил суровый жизненный урок, что наше родное Отечество ни кого ни за что не прощает. Даже ни в чем не виноватых.

Юрий Дмитриев в Сандармохе. Фото: Алексей Владимиров
Юрий Дмитриев в Сандармохе. Фото: Алексей Владимиров

И только благодаря Юрию Дмитриеву и той гигантской работе, которую он проделал по восстановлению имен погибших в Сандармохе, моя семья смогла узнать о судьбе Василия Липпонена. Только благодаря ему, младшие дочери Василия вновь обрели отца, а внуки – деда, а все мы вместе – многочисленные потомки Липпоненых – святое место, куда мы можем прийти и поклониться своим предкам, которых уничтожила безумная империя, развязавшая геноцид против собственного народа.

Я не буду говорить банальности о том, что я не верю во всю ту чушь, что инкриминируют Юрию Дмитриеву. Не буду, потому что, по моему разумению, это, действительно, чудовищная чушь, это то, чего просто не может быть. Это именно то, что также инкриминировали моему деду – терроризм и шпионаж. И аргументы следствия того же порядка: личные фотографии из компьютера, как и охотничье ружье со сломанным цевьем. Ничего с тех времен не изменилось: гражданских активистов безумное государство обвиняет по таким же безумным статьям, что и в 1937. Только в моде у силовиков сегодня другие тренды.

И чем безумнее обвинения, тем лучше. Для того чтобы смешать гражданских активистов с грязью, достаточно даже не обвинить, просто намекнуть на страшилку XXI века – педофилию, и считай, что дело в шляпе. Людская молва доделает все остальное – и в грязи обваляет, и распять потребует. В точности, как в 37-м. И даже после оправдания человека людская молва, сложившаяся в стране лжи и страха скажет: «а нет ведь дыма без огня»…

Я отлично знаю и прекрасно представляю, как эта система из людей с активной жизненной позицией, из тех, кто своей общественной деятельностью и своими взглядами мешает жить нашей авторитарной, подхалимской, вороватой и продажной системе, делает изгоев. Их обвиняют в чем угодно – в экстремизме, в педофилии, в фашизме, в терроризме, в предательстве, шпионаже, пересмотре истории и еще черт знает в чем.

В Петрозаводске прошли одиночные пикеты в поддержку арестованного руководителя Карельского отделения "Мемориала" Юрия Дмитриева. Фото: Алексей Владимиров
В Петрозаводске прошли одиночные пикеты в поддержку арестованного руководителя Карельского отделения «Мемориала» Юрия Дмитриева. Фото: Алексей Владимиров

Мы, как общество, дошли уже до ручки, до края. Государство охотится за гражданами в социальных сетях, сажает за одиночные пикеты, за слово, за пост, за картинку, за семейные фотографии, которые само же и крадет из компьютеров граждан, за намек на неповиновение и свободомыслие. Это всем нам – и законопослушным, и не очень, и свободолюбивым, и совершенно лояльным – государство и власть посылают сигнал: вы там, ребята, не рыпайтесь, а то, ежели что… К ногтю!

Только стоит вспомнить опыт прошлых лет. Настоящая контрреволюция, которая готова была оказать сопротивление Советам, кончилась в начале 20-х. А все те миллионы, которых расстреляли и сгноили в лагерях позднее, были очень боязливыми, лояльными и законопослушными советскими людьми. А некоторые – еще и особо патриотичными, любившими Сталина и ВКП(б) до самого края расстрельной ямы.

Когда Левиафан разгонится по-настоящему, под раздачу попадут все. Сегодня – гражданские активисты. А завтра, когда они закончатся – вполне себе патриоты и даже сторонники и фанаты Левиафана. Ему никогда не бывает достаточно. Ему всегда бывает мало крови. И ему всегда все равно, какую кровь проливать – она одинаково красная и соленая на вкус, и у врагов, и у друзей системы.

Мы должны вырвать Юрия из лап Левиафана. Вырвать любой ценой. Мы не должны позволить, чтобы эта подлая система топталась по лучшим людям Карелии, по тем, кого принято называть совестью народа, гордостью республики. А иначе вся наша борьба за лучшее будущее наших сограждан, за будущее республики, лишена не только всякого содержания, она лишена всякого смысла. Сегодня еще есть шанс заступиться за него, вынудить снять с Юрия все обвинения и выпустить на свободу. Завтра этого шанса может уже не быть. Как это завтра для многих из нас может вообще не наступить.