Встречаю на улице знакомого (пишущего, как теперь говорят про журналистов). Как, говорит, дела? Да вот, отвечаю, неважно. Интересную поездку предлагают после выхода книги в печать, а по нынешним временам ехать дороговато.

Знакомый посмотрел на меня с подозрением. Будто через глаза всю правду пытался вытянуть (у него это профессиональное, он не только журналист, но мы оба притворяемся, что я этого не знаю). «И ты на выборах не нашел где заработать?!» – вдруг вскри.. нет – заор… нет. Он возопил! Так кричит мама, которая узнает, что сын вместо виолончели записался на самбо, или, в нашем случае, скорее наоборот. В этом звуке была жалость, презрение, ужас, смех и матерщина одновременно.

– Да вот так получилось, – говорю. Так вышло, что те, кто мне нравится, и за кого я голосовать пойду – у них нет возможностей много платить. Не могут они: обойти полугоспредприятия и, «объяснив ситуацию», провести культурную денежную операцию; прийти к малому бизнесу и отжать у него последние деньги (не заметили, как ужался этот самый бизнес, а?); получить специальный транш из Москвы; дополнительные средства от местных потаенных богатеньких; у них нет возможности засадить человека в тюрьму и, взяв с него залог в четверть миллиона долларов, самого не выпустить, а деньги не вернуть; вертеть весами Фимки (так они Фемиду называют, сам слышал!), чтобы держать в тюрьме неугодных.

– Да знаю, знаю, у нас и не такое бывает! Но зачем только одним соседям дрова рубить? Ты пиши своим – хорошо, даже отлично – пиши. Но ты же профессионал, и другим тебе никто писать тоже не запрещает! Это же работа твоя: тебе платят, ты делаешь. Продавец всем колбасу продает. Четырем партиям писучих не хватает, двум местным френчикам…

– Кому?

– Да мы так олигархов называем – «олигофренчики». Но они платят. Писучки всем нужны. Так все для всех и чирикают. Особенно – кто к пенсии поближе. Один мне по секрету даже такое сказал! Ух, ты! «Я, – это он говорит, – смотрю пиарщице одного своего «кандюди» в глаза, с ним даже лично встречался, пишу, какой он прекрасный, честный, добрый и искренний! А вечерком прихожу домой и про него же пишу, как он берет взятки, ворует, хапает, что про людей говорит – разоблачаю его по полной программе! Прямо агентом 007 себя чувствую!»

– Ты меня тоже таким считаешь? – спросил я.

– Ой, …дь, я и забыл. Ты же из принципиальных. Считаешь, что этим свинорожим демократия нужна. Ну что – не, я уважаю, ты не думай. Но, во-первых, довыкобениваешься, а во-вторых, соси тогда…леденец!

Сел он в новую машину и уехал.

Позвонил я, объятый сомнениями, другому знакомому. Поделился услышанным и чуть трубку не уронил: «Так почти все так! Пенсии копеечные, вот и строчим-..очим! На тех, на других!»

– На тех и на других, – говорю, – доносы строчат.

– Ну, есть такие, что не брезгуют. И много. Но я-то человек порядочный.

– Уверен?

– Ай, да брось ты! Сам-то тоже где-нибудь на Васю постукиваешь.

Я повесил трубку. Говорить было не о чем. Но есть о чем написать. «Свинорожие», по мнению этих господ, это вы, дорогие читатели. Даже если нужна вам демократия или нет – второй вопрос.

Очень старался никого не выдать – все ж знакомые, хоть и гадкие. Но город маленький, и если по словечку или еще как узнают кого – уж не обижайтесь. А ты читатель, знай – на тебя обрушилась банда врунов-многостаночников, а как их распознать – это мы напишем отдельно.